Камни и письмена

Сказать, что в Стратфорд-он-Эйвоне хранят наследие Шекспира, - значит почти ничего не сказать. Городок, если хотите, живет памятью о нем. Сувениры, открытки и юбилеи, собирающие гостей со всего света, - вот "кит", на котором держится благосостояние сотен семей.

Весь быт запрограммирован на прием туристов. К концу осени, когда их приток иссякает, а с плакучих ив по берегам реки Эйвон опадают листья, Стратфорд напоминает опустевший музей под открытым небом. Затишье продолжается и зимой, если, конечно, на эту пору не придется какой-нибудь конгресс шекспироведов.

А с наступлением весны пульс городка бьется все учащенней, пока не достигнет высшей точки во время торжеств, посвященных дню рождения писателя. Ритуал этих торжеств разработан в незапамятные времена и соблюдается неукоснительно. Еще накануне съезжаются оркестры, самодеятельные танцоры из окрестных селений и, наконец, послы и дипломаты иностранных государств. Наутро - прием в Королевском шекспировском театре, многоэтажном кирпичном здании модернистских очертаний, которое каким-то непостижимым образом органически вписалось в скромный ландшафт невысоких прямоугольных часовен, соломенных крыш и стен из грубого камня, скрепленных дубовыми досками.

Из театра процессия следует к дому, принадлежавшему отцу поэта и драматурга. Что больше всего бросается в глаза посетителю? У каждого, естественно, свое восприятие, но мне запомнилась столовая с неровным побеленным потолком, каменным полом в трещинах и очагом, а этажом выше - высокая, отполированная детскими ладонями парта, за которой, по преданию, занимался великий уроженец Стратфорда. Сиденья у парты нет - постигать науки тогда полагалось стоя.

Посреди кухни - железный обруч, прикрепленный к шесту. Внутрь обруча ставили детей (и кто знает, может быть, будущего поэта тоже), чтобы они не баловались у печи и не обожглись раскаленными углями.

Приходится рассказывать о доме, где родился и провел ранние годы Шекспир, в предположительной интонации. Но что делать? Ведь после его смерти в 1616 году коттедж видел немало перемен. Умерли прямые наследники, и он перешел в руки чужих людей; там располагалась гостиница, даже лавка мясника. И только в середине прошлого века комитет, созданный почитателями поэта, выкупил реликвию и отреставрировал ее. Так что утварь, выставленная в музее, вряд ли принадлежала Шекспиру. Написанные им строки оказались куда долговечнее окружавших его вещей и зданий.

При столь сложной биографии шекспировских памятников на них неизбежно лежит печать условности. В заднем дворике коттеджа разбит сад, где полыхают алым цветом розы, желтеют астры, шелестят листвой деревья, упоминаемые в произведениях Шекспира, зеленеет газон с идеально подстриженной травой. Начищены до блеска посуда и декоративные медные тарелки на стенах в доме. Разве в суровые времена Елизаветы I быт мог быть таким уютным?

Это не означает, однако, что вместо подлинника вам предлагают подделку. В исторических зданиях собраны именно такие предметы повседневного обихода - котелки, столы, колыбели, настенные украшения, какими пользовались в XVI веке. Отсюда, наверное, и возникает неповторимое ощущение того, что соприкоснулся с жизнью поэта.

От дома-музея отцы города и дипломаты направляются к скромной приходской церкви Святой Троицы, в которой похоронен Шекспир. Быстрым шагом этот путь можно пройти минут за десять. Но стоит ли? Будешь торопиться - чего доброго, не обратишь внимания на "грамматическую школу", где, как считают, учился поэт. Конечно, здесь есть и другие столь же старые здания, но разве позволительно побывать в Стратфорде и не пройтись по половицам, по которым, быть может, ступала нога будущего автора "Гамлета"? Или не заглянуть в залу на первом этаже, где он иногда мог наблюдать мистерии, которые представляли бродячие артисты?

Самое удивительное, что с того времени в доме не прекращались школьные занятия. Современные школяры в темно-зеленой униформе стояли у низких дверей и предлагали посетителям входные билеты вместе с листовкой, дающей краткое описание здания. Каково им учиться в столь знаменитом учреждении? Во всяком случае, спрос с них не такой строгий, как в XVI веке. Тогда занятия летом начинались в шесть утра, а зимой - в семь. Уроки длились до одиннадцати часов. Потом перерыв на обед, а с часу дня - снова уроки до пяти вечера.

...Когда шествие приблизилось к церкви, ее настоятель вышел навстречу гостям. Те молча подходили к алтарю и возлагали цветы к надгробию, под которым покоится прах великого гражданина Англии. Это был финал торжественной процессии, но кульминационным моментом ее послужила церемония подъема флагов наций.

Как заведено из года в год, на одной из мачт взмыло вверх знамя Страны Советов. Глядя, как наш посланник В. И. Долгов поднял на флагштоке полотнище с серпом и молотом, я вспоминал рассказ замечательного советского дипломата и литератора И. М. Майского, которому довелось совершить этот ритуал впервые.

Шекспировский клуб, в котором состояли все именитые граждане Стратфорда, относился тогда к социалистическому государству крайне враждебно и, будучи не в состоянии использовать старый царский штандарт, не желал признавать советский флаг. Поэтому наши делегации на торжествах не присутствовали. И вдруг в 1926 году в наше полпредство пришло приглашение. Оказалось, однако, что оно было направлено отнюдь не потому, что отцы города изменили свою позицию, а... по ошибке канцеляриста клуба, который, увидев полпредство в официальном дипломатическом листе, механически включил его в список участников торжеств.

Когда это происшествие стало достоянием гласности, в печати поднялась буря. Руководители клуба, поддерживаемые консервативной партией, хотели воспрепятствовать приезду посланцев Советского Союза, а лейбористы и либералы осуждали позицию твердолобых. Мэр Стратфорда и его заместитель попытались было уговорить полпредство воздержаться от отправки делегации под тем предлогом, что могут возникнуть нежелательные инциденты. На это Майский сказал:

- Вы хозяева, мы гости. Вы прислали нам приглашение, и мы ответили на него согласием. Если вы возьмете назад свое приглашение, мы, конечно, к вам не поедем.

На такой шаг клуб пойти не решился - за всю его историю не было случая, чтобы он отказался от принятых обязательств. В итоге флаг нашей страны был все-таки поднят под аплодисменты рабочих Бирмингема, специально приехавших в Стратфорд, чтобы охранять советских людей от враждебных выпадов.

Сегодня этот эпизод выглядит не более чем курьезом. Представители СССР регулярно присутствуют на праздниках, а высокий уровень работы наших режиссеров, артистов, переводчиков над произведениями Шекспира давно признан на его родине. Об этом говорили мне и ведущие актеры шекспировского театра Кеннет Брэнэ и Роджер Алл. Брэнэ с восхищением отозвался о постановке "Ричарда III" грузинским театром им. Ш. Руставели, приезжавшим на гастроли в Англию, дал высокую оценку мастерству советских кинематографистов, экранизировавших шекспировские произведения. Оба актера отметили влияние системы К. С. Станиславского на театры Британии.

Из этого разговора, казалось бы, следует, что контакты между деятелями искусства развиваются благополучно и попытки помешать советско-английскому культурному обмену ушли в прошлое. Увы, такой вывод был бы, мягко выражаясь, поспешным. Когда я спросил Брэнэ, хотелось ли бы ему выступить в Москве, двадцатитрехлетний актер воскликнул: "Конечно! Это было бы фантастически интересно!" - и выразил удивление, почему никто не организует таких гастролей.

Вопрос закономерный. Но будем реалистами. Для того чтобы стремление английских актеров показать советским зрителям свои спектакли воплотилось в жизнь, нужна взаимность. Скажем, шекспировский театр поехал бы в СССР, а МХАТ - в Англию. Но официальный Лондон до недавних пор препятствовал такому обмену.

Спрашивается, кто же остался в проигрыше. Во всяком случае, не Советский Союз: попытки оказать на него политическое давление с помощью дискриминационных мер - будь то в сфере культуры или экономики - никогда успеха не имели. А вот дело духовного обмена, обогащающего обе страны, действительно пострадало.

Но вернемся в театр, где дают "Генриха V", открывшего шекспировский сезон 1984 года. Тревожно звучат трубы, бьют барабаны, и у занавеса цвета вороненой стали хор поет: "Теперь вся наша молодежь в огне, наряды шелковые в сундуках, и оружейники теперь в почете; о славе помыслы в груди у всех".

Напомним, что "Генрих V" стоит особняком в творчестве Шекспира. Пожалуй, ни одна другая пьеса столь откровенно не пронизана риторикой, прославляющей солдатскую доблесть. Характерно, что эта хроника в годы второй мировой войны была экранизирована, причем в амплуа молодого короля, который ведет англичан в бой, выступал Лоуренс Оливье. Пафос этого произведения был созвучен настроениям страны, участвовавшей во всемирной битве с фашизмом.

И вот после длительного перерыва шекспировский театр вновь обращается к эпохе Столетней войны. Чем же вызван выбор этой драмы? Не решил ли режиссер Адриан Нобл так "осовременить" ее, чтобы зритель усмотрел в истории вторжения Генриха V во Францию и его триумфа на поле боя намек на победу английского оружия в колониальной войне из-за Фолклендских (Мальвинских) островов? Пусть такая параллель не покажется читателю странной - ведь почти все критики соотносили спектакль с событиями, пережитыми страной во время недавнего конфликта с Аргентиной.

"Дней связующая нить" и впрямь отчетливо просматривается, но совсем не в том ключе, в каком прочел пьесу Оливье. В трактовке театра пьеса приобрела антивоенное звучание. Во всяком случае, на передний план постановщик выдвинул не подвиги завоевателей, а идею бессмысленности похода в чужие земли, на который подтолкнули короля корыстолюбивые церковники. Не случайно английская рать изображена в нарочито приземленном, порой просто жалком виде. Да и сам Генрих V в исполнении Брэнэ отнюдь не выглядит беспощадным военачальником. Он скорее похож на человека, который, будучи принужден силой обстоятельств совершать жестокие поступки, отчаянно жаждет мира и не стесняется оплакивать павших в присутствии своей деморализованной дружины.

Такая интерпретация пришлась не по вкусу шовинистически настроенным газетам. Нобла обвинили в том, что в "погоне за модой" он превратил идеального героя чуть ли не в пацифиста.

Что ж, политические страсти вокруг творений Шекспира кипели еще при жизни их создателя. Взять хотя бы заговор графа Эссекса, когда мятежники попытались возбудить лондонцев против властей с помощью спектакля "Ричард II".

Предвидел ли Шекспир свою посмертную славу? Кто знает?.. Но во всяком случае, в 55-м сонете он утверждал: "Пусть опрокинет статуи война, мятеж развеет каменщиков труд, но врезанные в память письмена бегущие столетья не сотрут".

Действительно, за минувшие века краски шекспировских образов нисколько не потускнели.