Города и люди

Столпотворение у подножия Эроса

На Большом Бене по вечерам не увидишь огонька, оповещающего британцев о том, что палата общин работает. Хотя лето кончилось, холлы Вестминстера еще пустуют - депутаты, утомленные многомесячными непрерывными бдениями, не вернутся в столицу до середины октября. Но и в пору каникул у стен парламента каждый день выстраиваются длинные вереницы туристов.

Рассеянно скользя взглядами по статуям знаменитых британцев, установленным рядом с дворцом, они слушают рассказ гида о парламентской площади, на которой каждое здание хранит отпечаток многовекового прошлого страны.

По соседству с парламентом, в тени Большого Бена, застыли у причала несколько пассажирских катеров. Прогулка по Темзе редко включается в традиционные маршруты для иностранцев, желающих познакомиться с Лондоном. Не знаю точно, в чем тут дело. Возможно, в естественном желании хозяев не показывать столицу гостям с неприглядной стороны. Хотя городские власти немало потрудились над тем, чтобы очистить от ядовитых промышленных отходов реку (в нее даже вернулась рыба), течение по-прежнему несет в море консервные банки, доски, пленку и массу другого хлама.

Но если не обращать внимания на эту отнюдь не поэтическую деталь, то поездка на пароходике позволит увидеть многое из вчерашнего и сегодняшнего дня Лондона. Недаром ведь Темзу называют текущей историей. Вот прямо на набережной, неподалеку от моста Ватерлоо, высится остроконечная "Игла Клеопатры". Этот обелиск из розового гранита, увенчанный изваяниями черных сфинксов, настоящий шедевр древнеегипетского искусства, был перевезен сюда в конце XIX столетия, когда над английскими владениями, разбросанными на огромных пространствах - от Гонконга до Канады, - "никогда не заходило солнце". Пора колониальных захватов запечатлена в камне и бронзе, пожалуй, на каждой площади центрального Лондона. И разве не символично, что рядом с тяжеловесным зданием Форин офиса установлена статуя Клайва, проложившего в XVIII веке штыком и интригами путь к завоеванию Индии?

Давно потеряна империя, и даже содружество наций, этот ее современный суррогат, не именуется больше британским. Но сокровища, стекавшиеся из колоний, остались, и об этом наглядно напоминают стеклянно-бетонные массивы Сити. Когда-то "квадратная миля денег" выглядела иначе. "Верст за пять увидели мы Лондон в густом тумане. Купол церкви св. Павла возвышался над всеми другими зданиями. Близ него, так казалось издали, поднимался сквозь дым и мглу тонкий высокий столп, монумент, сооруженный в память пожара, который... превратил в пепел большую часть города", - писал наш соотечественник Н. М. Карамзин, совершивший путешествие за Ла-Манш в 1790 году.

Собор св. Павла по-прежнему украшает городской силуэт. А монумент словно бы съежился, зажатый между громадинами банков, корпораций и бирж. Самая главная - фондовая биржа, где котируются акции и ценные бумаги, переехала в 27-этажную башню, собранную из блестящих панелей. Ее примеру последовало и страховое общество "Ллойд". В новом здании колокол, снятый с затонувшего фрегата, продолжает звонить, извещая о кораблекрушениях, хотя сфера деятельности "Ллойда" распространилась теперь далеко за пределы судоходства, затронув даже космические спутники. В послевоенные десятилетия оделись в сталь и бетон многие корпорации. Но объясняется это не столько тягой к модерну, сколько тем, что гитлеровская авиация обратила во время воздушной битвы за Англию их офисы в руины.

Обновляясь, Сити, однако, не расстается с вековыми традициями. Каждый год во вторую субботу ноября вновь избранный лорд-мэр начинает свою деятельность с поездки по улицам в золоченой карете в сопровождении облаченных в красные кафтаны и латы копьеносцев, оркестров и экипажей, влекомых лошадьми. Торжественное шествие как бы подчеркивает авторитет лорд-мэра, который номинально, в пределах этого государства в государстве, считается первым лицом, выше его стоит только монарх. Когда королева с официальной миссией вступает на территорию Сити, лорд-мэр приветствует ее у символической границы и подносит меч, обрамленный жемчугом: королева дотрагивается до рукоятки и возвращает меч. Эта древняя церемония должна символизировать лояльность банкиров и коммерсантов трону и доверие трона к Сити.

Конечно, ритуальная мишура - не более чем фасад; за ним скрываются неумолимые законы капиталистической конкуренции. Подлинные правители Британии, которые, сидя в штаб-квартирах Сити, ворочают миллиардными капиталами, не любят выносить сор из избы. Но иногда сведения о спекулятивных операциях все же становятся достоянием гласности. Не так давно, например, печать сообщила о таинственных "утренних налетчиках", которые, действуя через подставных лиц и в тайне от ока правительственных контролеров, скупали акции, чтобы подчинить своему влиянию одну из старых и уважаемых фирм. Как выяснилось, "налетчиками" были представители клана уже упоминавшегося южноафриканского промышленника Г. Оппенгеймера.

...Каким быть центру Лондона завтра? По этому поводу давно ломают копья дельцы, готовые пустить на слом даже Сент-Джеймский дворец, и сторонники сохранения архитектурного наследства. Последние одержали две внушительные победы. Во-первых, власти отвергли проект постройки "зеленого гиганта" напротив парламента на южном берегу Темзы, где несколько крупных компаний, подвизающихся на ниве спекуляции недвижимостью, собирались возвести ансамбль громадных зеленых зданий. Во-вторых, подрядчикам не удалось наложить лапу на Ковент-гарден, пришедший в ветхость крытый рынок, который проектировал блестящий зодчий XVII века Иниго Джонс. Рынок был отреставрирован. Правда, царствовавшим там зеленщикам пришлось переехать на новое место. В Ковент-гардене теперь открыто несколько недорогих кафе, а под знаменитой аркадой Иниго Джонса каждый вечер демонстрируют свое искусство уличные танцоры и комики. Старинный рынок пользуется заслуженной популярностью у туристов.

Значит ли это, что гигантомании положен конец? Нет, конечно. Но противники небоскребов считают, что время работает на них. Ведь расходы на содержание башен высотой 50 или более этажей, особенно плата за электроэнергию, растут так быстро, что возведение таких зданий становится просто неэкономичным.

За Сити, вниз по течению Темзы, очертания берегов обретают все более мрачные тона. Словно умершие пришельцы с Марса, описанные в романе Г. Уэллса "Война миров", простерли в небо свои покрытые ржавчиной длани громадные портовые краны. За ними зияют пробоинами в стенах и выбитыми окнами заброшенные пакгаузы, причалы, фабрики. Мы проплываем мимо знаменитого торгового порта, еще не столь давно принимавшего океанские суда со всего мира. Вест-индские, ост-индские доки... Даже в названиях слышится отзвук тех времен, когда Британия правила на морях. А сегодня территория доков - докленд - превращена по существу в индустриальное кладбище. Лишь на королевских доках и в Тилбури еще теплится жизнь, но, по авторитетному мнению еженедельника "Экономист", шансов выжить у них не много.

Медленная смерть докленда, растянувшаяся на десятилетия, обернулась трагедией не только для докеров, но и для рабочих смежных профессий. На каждое увольнение в порту пришлось четыре потерянных рабочих места на соседних предприятиях.

Чем же вызван упадок столицы Англии как центра морской торговли? Только ли снижением удельного веса страны в мировой экономике? Нет, есть и другие причины. Стремительный технический прогресс в мореходстве, который связан с внедрением крупных контейнеровозов, требующих ускоренной обработки грузов, обошел Лондон стороной. Энергичные конкуренты по другую сторону пролива - в Роттердаме, Антверпене перехватили традиционных клиентов.

И все же докеры убеждены, что морской порт можно было спасти, если бы государство вложило средства в его модернизацию. Но проекты возрождения порта и прежде тормозились разногласиями между советом Большого Лондона и районными муниципалитетами, а с приходом к власти тори, для которых вторжение государства в экономическую жизнь - анафема, были совсем похоронены. Вместо прежних планов Уайтхолл предложил организовать в сердце докленда, на Собачьем острове, "зону свободного предпринимательства", нечто вроде маленького Гонконга, где частный бизнес будет практически освобожден от государственной опеки. Несмотря на столь заманчивые стимулы, компании вкладывать деньги не торопятся, а безработица в прилегающих к докам районах восточного Лондона принимает угрожающие масштабы.

Эта болезнь поразила, конечно, не только столицу. В Ольстере, например, уровень безработицы более чем в два раза выше. Но в данном случае средние цифры скорее вводят в заблуждение, чем вносят ясность. Дело в том, что Лондон представляет собой как бы громадное созвездие образовавшихся в результате срастания городков и деревень. Житель столицы не называет себя обычно лондонцем. Когда спрашиваешь, откуда он, то в ответ чаще услышишь: из Камдена, Саутуарка или другого столичного округа. Их всего 32, каждый будет покрупнее подавляющего большинства британских городов.

И социальные болезни распределены между ними столь же неравномерно, как и собственность. Если Сити олицетворяет власть и богатство, то соседствующие с ним районы - Степни и Поплар - безработицу и утрату веры в будущее. Гетто, где рядом с белыми живут выходцы из бывших колоний, стали рассадниками нищеты и преступности. Д. Кришан, рабочий индийского происхождения из района Поплар, рассказывает: "Власти считают цветную молодежь смутьянами. Но поинтересовался ли кто-нибудь тем, как эти ребята вступают в жизнь. Им предлагают самую грязную работу, если вообще что-либо предлагают. Мало того, что людей, родившихся в Британии и получивших британские паспорта, превратили в граждан второго сорта. Они ведь не чувствуют себя в безопасности. На улице вас могут оскорбить или избить озлобленные расисты, из них многие также, кстати, безработные. А если вы будете апеллировать к полиции, вас же и отправят в участок как зачинщика беспорядка или подозрительное лицо".

Стоит ли удивляться тому, что среди цветных (около 15 процентов населения Большого Лондона) царит отчаяние, которое порой находит выход в вспышках насилия. А состоятельные британцы стремятся перебраться в благополучные "белые" округа или вообще за пределы города. В этом отношении Лондон разделил участь Нью-Йорка, да и других мегалополисов западного мира, откуда усиливается отток состоятельного населения. Если перед началом войны в столице жило более 8,5 миллиона человек, то сейчас - примерно 6,7 миллиона, причем "исход", по оценкам ряда специалистов, будет продолжаться до конца столетия со скоростью 50 тысяч человек в год.

Можно было бы предположить, что в результате этой миграции высвободится дополнительное "жизненное пространство" для остающихся. Но нет, на самом деле они оказываются в проигрыше. Таковы парадоксы капиталистического города. Ведь уезжают те, кому это по средствам. А расходы на школы, больницы, жилье отцам города, как и раньше, покрывать надо. И им не остается ничего другого, как увеличивать плату за коммунальные услуги и налоги, которые ложатся теперь на плечи низкооплачиваемых служащих, рабочих и пенсионеров.

С. Джонсон, публицист XVIII столетия, утверждал: "Нигде в другом месте невозможно вести хозяйство столь экономно, как в Лондоне". Нынешние домохозяйки восприняли бы такое заявление как насмешку. Лондон стал одной из самых дорогих столиц в мире, в частности, потому, что его уменьшающемуся населению приходится нести бремя содержания города.

Другой парадокс. Почти на каждой улице можно увидеть табличку с надписью: "Сдается", "Продается". Пустуют тысячи новых домов. И не только новых. Бывает, квартиры отнюдь не высшего разряда остаются незаселенными многие годы. В то же время сотни тысяч лондонцев ютятся в неблагоустроенных домах, которые власти официально признали непригодными для жилья. Не говоря уже о десятках тысяч семей, зарегистрированных бездомными.

Разгадка такого странного на первый взгляд явления кроется в конъюнктуре на рынке недвижимости. Владельцам домов бывает выгодней дождаться повышения цен, чем пустить жильцов. Ведь арендная плата и продажная цена жилья из года в год возрастают.

Впрочем, о лондонских лендлордах мы еще расскажем, а сейчас настала пора покинуть Ист-энд с его умирающими доками и заводами и вернуться в центр столицы, воспользовавшись для этого услугами "трубы", как в просторечии здесь называют метро. Что бы ни говорили о подземке, в городе, задыхающемся от автомобильных пробок, она остается самым надежным средством передвижения. Слово "надежный" следует понимать в том смысле, что до места назначения днем вы наверняка доберетесь. А когда, точно предсказать трудно. На периферийных линиях иногда ждешь поезда по 30 - 40 минут. Цена билета по московским стандартам фантастическая. Скажем, придется заплатить примерно фунт (больше одного рубля) за поездку с окраины до центральной станции Пиккадилли-Серкус.

И вот, вынырнув из "трубы", мы оказываемся на пятачке, над которым парит бронзовый проказник, чьи стрелы несут радость и муку. Вокруг постамента топчется молодежь разных наций и мастей. Есть "кожаные головы", обритые наголо, есть "гнилушки" с шевелюрами, окрашенными в голубой, желтый и прочие цвета. Мальчишка лет шестнадцати сидит на ступеньках с закрытыми глазами. То ли заснул, то ли обалдел от наркотического зелья. Кто знает...

Если вообразить, что Эрос действительно выпустил стрелу из лука, то она скорее всего угодила бы во вполне респектабельный театр. А случись такое чудо пару лет назад, могла бы попасть в "секс-шоп" - лавку, где торгуют предметами порнографии. Из семи смертных грехов похоть и сребролюбие, а вернее, та его разновидность, что связана с распространением дурмана, давно пустили корни в окрестностях Пиккадилли-Серкус. Владельцы заведений сомнительного свойства, распространяющие из-под полы героин и другую отраву, считали здешний район Сохо чуть ли не своей законной вотчиной, Едва зажигались вечерние огни, как на улицы выходили торговцы наркотиками - "пушеры", завлекавшие в свои сети молодежь.

Лондонцы давно били по этому поводу тревогу. И вот парламент одобрил закон, несколько ограничивающий распространение порнографии, активизировался и Скотланд-Ярд. В результате хозяевам "секс-шопов" и кинотеатров, где демонстрируются порнофильмы, пришлось отступить с улицы Пиккадилли в глубины Сохо. Теперь реклама их заведений не столь назойлива. Стали поосторожней орудовать и "пушеры".

Но по существу мало что изменилось. Все дело в том, что хозяева вполне легального порнобизнеса и тайных синдикатов "белой смерти", как и прежде, никаких трудностей в вербовке посредников и клиентуры не испытывают. В основном ее набирают из рабочих парней Шотландии, северо-востока Англии и других районов, пораженных депрессией.

Нет работы, нет перспектив, неприятность дома? Поезжай в Лондон, ищи удачи на Пиккадилли, там, говорят, много интересного и заработать можно, советуют дружки. И молодые люди едут, становятся завсегдатаями этого живописного внешне уголка. Их ежегодно оседает в Сохо по нескольку тысяч. Начинают все одинаково - с выпивки, с первой затяжки марихуаной или инъекции героина. Переломный момент наступает, когда обнаруживают, что в кармане пусто. Тут у одних хватает ума остановиться, а другие попадают в объятия хищников, служат у них мальчиками на побегушках.

Есть, правда, "Армия спасения" и подобные ей добровольные организации, которые стремятся помочь заблудшим душам. Не бездействует и полиция. Но ей не очень-то доверяют. Страшный случай на улице Дэнмарк говорит сам за себя. В двух ночных клубах, что разместились в неказистом трехэтажном доме, в три часа утра веселилось человек сто. Огонь охватил первый этаж моментально. Гости со второго и третьего этажей бросились на запасную лестницу, она оказалась запертой. 37 человек сгорели заживо. Вывод следствия: умышленное убийство. Кто-то бросил пакет с зажигательной смесью в почтовый ящик, предварительно заблокировав выходы. Чем мотивировано преступление? Местью? Враждой между соперничающими бандитами?

Детективы ответить на эти вопросы оказались не в состоянии. И немудрено. Никто из тех, кому удалось спастись, выпрыгнув из окон, не явился к властям добровольно, чтобы дать показания. Полицию, видно, боятся не меньше, чем мафию...

Темнело. Над Пиккадилли-Серкус забегало, заплясало электричеством многоцветное панно, прославляющее кока-колу и японскую радиоэлектронику. Паренек, сидевший у постамента, по-прежнему дремал на ступеньках. По обеим сторонам крохотной площади медленно, скачками двигались машины, равнодушно объезжая островок, над которым парил лукавый Эрос.