Закат громовержца

Как-то в лондонской подземке мне довелось увидеть на стене такой рекламный рисунок: на переднем плане стоит Юлий Цезарь в белой тунике. У него из-за спины выглядывают Брут и Кассий. А в это время низенький сенатор, подобострастно глядя Цезарю в глаза, вручает ему свернутую в трубку газету "Тайме".

Эту картинку можно, конечно, списать на счет специфического английского юмора. Но, как говорится, шутка-ложь, да в ней намек. Намек на то, что "Тайме" остается накоротке с сильными мира сего. Что с ней продолжают считаться в самых высоких кругах. Вот о чем хотел напомнить публике автор оригинального рисунка.

"Тайме" и "верхи"... Когда-то отношения между ними были отнюдь не безоблачными. Принц Альберт, супруг королевы Виктории, жаловался, что газете скоро будет принадлежать такое же место в жизни Британии, какое занимает монархия. Лорд Кларендон причитал, что, хотя "Тайме" считают органом правительства, ее пути неисповедимы. А канцлер казначейства в тридцатых годах прошлого века всерьез обсуждал с коллегами в правительстве вигов вопрос о том, как им поступить - объявить газете "войну или попытаться заключить с ней мир".

"Тайме" называли не просто газетой, а громовержцем, чья молния способна была предать политической смерти министра или вызвать кризис кабинета. Так произошло в ходе войны с Россией Николая I, когда репортер Рассел высадился в Крыму вместе с английскими войсками. Его депеши, вскрывавшие неразбериху и злоупотребления в экспедиционном корпусе, привели к падению правительства.

Зенит влияния "Тайме" совпал с правлением королевы Виктории. Корреспонденты газеты шли по стопам солдат, утверждавших флаги Юнион Джек на покоренных землях, и их послания в Лондон служили зеркалом, отражающим неуклонное расширение империи. В эту пору тираж "Тайме" превышал тиражи всех остальных центральных газет, вместе взятых.

Но ничто, как известно, не вечно под луной. Времена изменились. Британия сначала перестала быть мастерской мира, а потом потеряла колонии. Соответственно упала и роль "Тайме". К своему 200-летию (которое пришлось на январь 1985 года) она превратилась в одну из многих газет на Флит-стрит, отстав по тиражу почти от всех конкурентов.

Тем не менее юбилей отмечался широко. "Старой леди с улицы Грейз-инн", как теперь не совсем почтительно именуют газету, посвятило передачи телевидение. Ветераны-журналисты выступили со статьями и интервью, рассказывая, как интересно им работалось в "прежние добрые времена". А издательский концерн Руперта Мэрдока, владеющий "Тайме", нагнетая среди читателей настроения ностальгии, выпустил в свет копию первого номера газеты, выходившей двести лет назад под названием "Дейли юниверсел реджистер", альбом с марками и массу памятных сувениров.

Знакомство с юбилейными телепередачами приоткрывает немало любопытных страниц в истории газеты. Из них узнаешь, например, о том, что накануне второй мировой войны дежурные прилежно вымарывали из репортажей берлинского корреспондента фразы, которые могли прийтись не по вкусу Гитлеру. Заискивая перед фашистами, "Тайме", как, впрочем, и правительство Чемберлена, делала ставку на умиротворение агрессора.

Биографы "Тайме" стыдливо признают, что ее политическая линия в тот момент была "ошибочной". Но, даже ошибаясь, газета, видите ли, всегда сохраняла и сохраняет "свободу суждений и независимость" как от денежного мешка, так и от власть имущих.

Блажен, кто верует. К числу их относился Г. Эванс, которому довелось сесть в редакторское кресло в 1981 году. "Заступая на пост, - вспоминает он, - я прежде всего подумал о первом редакторе "Тайме" Т. Барнсе... Он был радикалом и часто бросал серьезный вызов властям. Мне казалось, что такую же роль "Тайме" должна играть и сегодня. Я считал, что ее не следует автоматически рассматривать как орган консервативной партии. Я думал, что она должна вернуться к традициям Барнса, став радикальной газетой, зовущей к переменам".

Мемуары Эванса проливают столь яркий свет на порядки, царящие за респектабельным фасадом здания на улице Грейз-инн, что мы приведем из них два эпизода. В разгар экономической депрессии газета осмелилась напечатать несколько статей о плачевных результатах политики М. Тэтчер. Одна из статей принадлежала перу специалиста, получившего за свои работы в области экономики Нобелевскую премию. Прочитав статью, Мэрдок вызвал Эванса и спросил: "Зачем публикуешь эту интеллектуальную дребедень?". Следующий разнос последовал, когда в "Тайме" появился репортаж, показывающий, что бунты чернокожих британцев были частично спровоцированы действиями полиции. Тут уж редактору было предъявлено обвинение в том, что он потакает "коммунистам".

Эванс пытался защищать свою "свободу суждений", апеллировал к парламентариям, к "независимым" директорам издательства, утверждаемым правительством, но тщетно. Хозяин выставил его за дверь, и газета, занимавшая на здешней политической арене позицию несколько левее центра, переместилась далеко на правый фланг. Подтверждений этому более чем достаточно. Напомним хотя бы о парламентских выборах 1983 года, когда "Тайме" открыто настраивала избирателей против лейбористов. Или о стачке горняков, во время которой она безоговорочно поддерживала курс правительства на разгром профсоюза шахтеров.

Одним словом, громовержец давно не мечет молнии. Его голос теперь с трудом можно выделить в хоре голосов других правых газет, ведущих такую партию, которую им предписано вести.