Милорды выходят в эфир

Пути британского парламентаризма неисповедимы. Однажды палата лордов обсуждала судьбу свитка, на котором каждый свежеиспеченный пэр после принесения присяги ставит свою подпись. Проблема оказалась серьезной. Ведь свиток, состоящий из листов пергамента, сшитых между собой, имеет в длину метров сорок. Пользоваться им крайне неудобно.

Для того чтобы совершить ритуал, лорду нужна помощь по крайней мере двух клерков. Один придерживает коленями конец пергамента, чтобы он не сворачивался, подобно куску линолеума, а второй развертывает свиток и указывает место для автографа.

Дебаты были вызваны тем, что какой-то новый и, по-видимому, весьма наивный лорд предложил упростить процедуру, заменив свиток книгой в хорошем переплете. В ответ граф Сент Элдвин с возмущением воскликнул: "Как можно во имя маленькой выгоды отказаться от обычая, соблюдаемого триста лет! Это тот случай, когда перемены происходят ради перемены". Разумеется, книга была отвергнута, свиток остался.

Мне, увы, не довелось быть свидетелем той жаркой дискуссии, хотя по другим поводам сидеть на галерее для прессы случалось не раз. Какое же зрелище открывается посетителю, допущенному в палату лордов? Прежде всего бросается в глаза пышность убранства. Фрески, колоссальных размеров хрустальные люстры, цветные витражи окон. Со стен в зал угрюмо смотрят статуи восемнадцати баронов, которые принудили в 1215 году короля Иоанна подписать Великую хартию вольностей. Бронзовые изваяния призваны внушать, что палата, унаследовав дело, начатое авторами хартии, стоит, дескать, на страже прав подданных ее величества.

В дальнем конце зала виднеется трон королевы, завешенный покрывалом, а в центре находится главная достопримечательность палаты - три мешка, или пуфа, с шерстью, обитых красной материей. Один из них предназначен для лорд-канцлера, облаченного в парик и мантию, остальные - пустуют. Формально лорд-канцлер выполняет такую же роль, как и спикер в палате общин. Но фактически он ее председатель. Он открывает и закрывает заседания, а во время дебатов его обязанности сводятся к тому, чтобы слушать. Очевидно, бремя это не такое уж легкое, потому что, по свидетельству завсегдатаев палаты, Хейлшем - лорд-канцлер в правительстве Тэтчер нередко наклонялся к кому-либо из коллег и ворчливо говорил вполголоса про оратора: "Дурак проклятый" или "Несет абсолютную чушь".

Время от времени голова лорда Хейлшема опускалась на грудь, глаза закрывались, парик сползал набок, а палка бесшумно падала на пол. "Заснул", - перешептывалась публика. И ошибалась. Те репортеры, кто изучил привычки лорд-канцлера, знают, что на самом деле он таким своеобразным способом концентрировал свое внимание. Уже через мгновение его глаза были открыты и пристально устремлены на выступающего, а парик водружен на место.

Мешок лорд-канцлера словно бы напоминает о поре средневековья, когда пуфы заменяли всем пэрам стулья. Отсюда не следует, однако, делать заключение, что и другие части интерьера столь же древние. Отнюдь нет. Вестминстерский дворец строился в середине прошлого века, и архитекторы, следуя тогдашней моде, старались воссоздать стиль готики.

За лорд-канцлером сидит в кабинке герольдмейстер, который во время церемоний носит черный жезл и одновременно отвечает за безопасность палаты. Большинство лордов располагается, в зависимости от партийной принадлежности, по левую и правую руку от трона. Причем сторона, где сидят консерваторы, именуется "духовной". Дело тут не в том, что титулованные тори больше других заботятся о спасении своих и чужих душ. Просто рядом с ними сидят епископы англиканской церкви. Вот чем объясняется это название. Есть еще и поперечные скамейки, предназначенные для пэров, не принадлежащих ни к одной из партий.

Помещение поражает своими скромными размерами. Если не знать здешних порядков, то невозможно представить, как тут могут расположиться около 1200 пэров. Но на сей счет переживать не стоит. Еще три десятка лет тому назад виконт Сэмуил не без ехидства заметил, что "палата лордов является единственным в мире институтом, который сохраняет эффективность благодаря постоянному абсентеизму своих членов". Эта традиция с успехом продолжается: в 1984 году, например, на заседаниях присутствовало в среднем по 321 человеку.

Читатель вправе поинтересоваться, почему мы указали лишь приблизительно число членов палаты. Дело в том, что оно часто меняется. Кто-то, как говорится, перешел в мир иной, кто-то начинает довольно длительную процедуру наследования титула... Поэтому можно назвать точную цифру лишь на конкретный день конкретного месяца. Скажем, на 13 января 1985 года насчитывалось 1183 лорда.

Работа лордов обставлена таким количеством архаичных традиций, а темы дебатов подчас носят столь курьезный характер (однажды, например, на голосование был вынесен билль, разрешающий некоему джентльмену жениться на теще), что палата может предстать в виде безобидного дискуссионного общества.

Такое заключение было бы неверным. Ведь даже с точки зрения конституции она наряду с короной и палатой общин считается одним из трех столпов высшей законодательной власти. А главное, как свидетельствуют события XX века, титулованные парламентарии могут не только отстаивать свое право оставлять автографы на пергаменте, но и срывать проведение серьезных реформ, которых требует время. Это ясно проявлялось всегда, когда у власти находились лейбористы. Например, по их инициативе палата общин приняла в 1975 году билль, который возвращал профсоюзам часть прав, отнятых предыдущим консервативным кабинетом. Оставалось получить согласие лордов. Но они встретили предложение лейбористов в штыки и забаллотировали его. Такая же судьба постигла билль, запрещавший выплату государственных дотаций привилегированным частным школам, которые недоступны для рабочих.

Теоретически лорды обладают правом налагать на законопроект вето сроком всего на один год. Но на практике это право давало возможность проваливать многие лейбористские законопроекты, поскольку к следующей сессии парламента политическая обстановка менялась.

Иного, впрочем, нельзя и ожидать: ведь в голосовании могут участвовать около 800 наследственных аристократов, большинство из которых, естественно, сторонники консерваторов. Все это снискало лордам нелестную репутацию у тех политиков, которые так или иначе стремились к реформам. Ллойд Джордж именовал палату пуделем правительства тори. Этот пес, жаловался Ллойд Джордж, прислуживает консерваторам, лает для них и кусает всякого, на кого ему укажут. А К. Эттли говорил, что это учреждение подобно бокалу шампанского, который простоял пять дней.

Факт, однако, состоит в том, что попытки лейбористов ликвидировать сей пережиток феодальной эпохи ни к чему не привели. Да это и понятно, поскольку для одобрения такого законодательства потребовалось бы согласие самих лордов. Более успешными были шаги по реформированию древней ассамблеи. Самой далеко идущей мерой стало принятое в 1958 году решение создать институт пожизненных пэров. Этот титул дает право на членство в палате, но по наследству не передается. Так что теперь рядом с дворянами голубых кровей на красных диванах сидят около 340 почетных "простолюдинов", которым звания пэра были присвоены по рекомендации правительств.

Возможно, все происходящее за дубовыми дверями так и осталось бы для большинства британцев загадкой, если бы в начале 1985 года не приключилось событие, которое одни комментаторы называли "черным днем" парламентаризма, а другие чуть ли ни "зарей его новой эры". Дебаты начало транслировать (в экспериментальном порядке) телевидение. Прежде считалось, что если открыть камерам дорогу в Вестминстерский дворец, то это уподобит законодателей актерам, играющим на публику, и подорвет их авторитет. И вот лорды, решив, очевидно, что терять все равно нечего, первыми нарушили табу. Палата общин, которая в этом вопросе ведет себя куда боязливей, осталась позади.

Что же увидели телезрители? Милорды (таким обращением обычно ораторы начинают речи) действительно оказались не прочь попозировать перед камерой. Число записавшихся в прениях было рекордным. Звездой представления стал 90-летний граф Стоктон (бывший премьер Макмиллан), который подверг критике экономическую политику кабинета М. Тэтчер. Выступавшие сменяли друг друга на экране, но в кадр так и не попали бастующие шахтеры, которые пришли на галерею для публики, чтобы заявить протест против полицейских репрессий.

Репортажи из Лондона транслировались и на континентальную Западную Европу. В связи с этим "Гардиан" посоветовала соседям Англии повнимательнее изучить английский опыт и завести у себя аналогичный законодательный орган. Его преимущества очевидны, на полном серьезе утверждала газета. Главное из них состоит в том, что этот институт обеспечивает признание, причем при минимальных затратах, тем политическим, общественным и культурным лидерам, чью энергию в оставшийся отрезок их жизни каким-либо рациональным способом использовать невозможно.

Спору нет, британская государственная система открывает перед правящим классом большое пространство для маневров. Но сколько бы ни рассуждали о ее достоинствах здешние поборники демократии, они не в состоянии объяснить, почему одобрение законов зависит от лиц, которые никем не избираются и никого не представляют.

Что касается телепередач, то лорды пока так и не решили, продолжать их или запретить. Но существа дела это не меняет. Вторая палата все равно останется бастионом сословных привилегий, несовместимых с самим понятием равноправия и социальной справедливости.