Глава вторая. Блиц

История германского воздушного наступления на Англию - это история разногласий, противоречивых намерений и никогда до конца не осуществленных планов. Три или четыре раза за эти месяцы противник менял свою наступательную тактику, причинявшую нам большой ущерб, и прибегал к какой-либо новой тактике. Однако все эти этапы перекрывали друг друга, и их нельзя разделить точно по датам: один этап переходил в другой. В ранних операциях противник стремился вовлечь наши военно-воздушные силы в сражение над Ла-Маншем и южным побережьем; затем борьба продолжалась над нашими южными графствами, главным образом над Кентом и Сассексом, когда противник ставил своей целью дезорганизовать наши военно-воздушные силы; затем - ближе к Лондону и над Лондоном; затем Лондон стал главной целью; и наконец, когда Лондон восторжествовал, борьба вновь была перенесена на провинциальные города и на единственную линию снабжения - по Мерсею и Клайду.

Тяжелый урон противник причинил нам налетами на аэродромы на южном побережье в последнюю неделю августа и первую неделю сентября. Но 7 сентября Геринг публично объявил, что берет на себя командование воздушным сражением, и перешел от дневных налетов к ночным и от налетов на базы истребителей в Кенте и Сассексе к налетам на обширные, тесно застроенные районы Лондона. Часто совершались и небольшие дневные налеты, в сущности, они не прекращались, и еще предстоял один крупный дневной налет, но в основном характер германского наступления полностью изменился. В течение 57 ночей бомбардировки Лондона не прекращались. Крупнейшему городу мира пришлось перенести тяжелое испытание, результаты которого никто не мог определить заранее. Никогда ранее столь обширные пространства, застроенные домами, не подвергались такой бомбардировке, и никогда еще такому множеству семей не приходилось сталкиваться со всеми возникающими в результате нее проблемами и переживать все ее ужасы.

На спорадические налеты, совершавшиеся на Лондон в конце августа, мы немедленно ответили репрессивными налетами на Берлин. Но из-за расстояния, которое нам приходилось преодолевать, эти налеты отличались весьма небольшими масштабами по сравнению с налетами на Лондон, совершавшимися с близлежащих французских и бельгийских аэродромов.

Первой целью немцев было уничтожение нашей военно-воздушной мощи; вторая цель состояла в том, чтобы сломить дух лондонцев или по крайней мере превратить в необитаемый самый большой город в мире. Противник не сумел добиться этой новой цели. В результате искусства и смелости наших летчиков, отличных качеств наших самолетов и прекрасной организации английские военно-воздушные силы одержали победу.

С 7 сентября по 3 ноября каждую ночь на Лондон совершали налет в среднем 200 германских бомбардировщиков. Различного рода предварительные налеты, совершавшиеся на наши провинциальные города в предыдущие три недели, привели к значительному рассредоточению нашей зенитной артиллерии, и когда Лондон стал главным объектом атак, в городе было всего 92 орудия. Считали, что лучше предоставить свободу действий в воздухе нашим ночным истребителям, входившим в состав 11-й авиагруппы. Это были шесть эскадрилий "бленхеймов" и самолетов типа "Дифайент". Тактика ночных истребителей еще была в младенческом состоянии, и противнику наносился самый незначительный урон. Поэтому наши батареи молчали в течение трех ночей подряд. Методы зенитной артиллерии тоже были в это время прискорбно несовершенными. Тем не менее ввиду слабости наших ночных истребителей и неразрешенных проблем их тактики было решено предоставить зенитчикам полную свободу стрелять по невидимым целям, пользуясь любыми методами управления огнем, которые они сочли бы уместными. В течение 48 часов генерал Пайл, командующий зенитной артиллерией, более чем удвоил число орудий в столице, перебросив их из провинциальных городов. Наша авиация была устранена, и зенитчики получили возможность проявить себя.

В течение трех ночей лондонцы сидели по своим домам и несовершенным убежищам, переживая налеты, которым, казалось, совершенно не оказывалось сопротивления. Внезапно 10 сентября был открыт заградительный огонь, сопровождавшийся заревом прожекторов. Оглушительная канонада не причиняла большого ущерба противнику, но давала колоссальное удовлетворение населению. Все приободрились от одного сознания, что мы наносим ответные удары. С этих пор батареи стреляли регулярно, и, конечно, опыт, находчивость и насущная необходимость привели к лучшим результатам. Потери германских самолетов постепенно увеличивались. В отдельных случаях батареи молчали, а в воздухе появлялись ночные истребители, тактика которых также улучшалась. Ночные налеты сопровождались более или менее продолжительными дневными налетами небольших групп или даже отдельных вражеских самолетов, и завывание сирен часто было слышно через короткие промежутки на протяжении суток. Семь миллионов жителей Лондона привыкли к такому необычному образу жизни.

Когда начались бомбардировки, было решено относиться к ним с презрением. В Вестэнде все продолжали заниматься своими делами, развлекались, обедали и спали, как обычно. Театры были полны, а затемненные улицы запружены машинами. Все это, пожалуй, было здоровой реакцией на тот страшный крик, который подняли пораженческие элементы в Париже, когда в мае на город был совершен первый серьезный налет.

Бомбы неоднократно попадали в правительственные здания вокруг Уайтхолла. Даунинг-стрит состоит из домов 250-летней давности, ветхих, кое-как построенных спекулянтом-подрядчиком, имя которого носит улица. Еще во времена Мюнхена для лиц, которые занимали дома номер 10 и номер 11, были построены бомбоубежища, а потолки в помещениях нижнего этажа были укреплены крепкими деревянными опорами. Предполагалось, что эти опоры выдержат, если здание будет разрушено или пострадает от взрыва, но ни эти помещения, ни убежища, конечно, не могли служить защитой в случае прямого попадания. Во второй половине сентября были проведены приготовления к переводу моей министерской канцелярии в более современное и прочное правительственное здание, выходящее в Сен-Джеймский парк около Сторис-Гейт. Это здание называлось "пристройкой". Под ним помещался военный зал и несколько бомбоубежищ, приспособленных под спальни. Бомбы, сбрасывавшиеся в этот период, были, конечно, меньше, чем в последующие этапы войны. И все же жизнь на Даунинг-стрит до того, как подготовили новое помещение, была довольно беспокойной. Это было все равно, что находиться в штабе батальона на линии фронта.

Однажды после завтрака ко мне на Даунинг-стрит, 10 пришел по делам министр финансов Кингсли Вуд. Мы услышали сильный взрыв за рекой в Южном Лондоне и отправились посмотреть, что случилось. Бомба упала в Пекеме. Это была очень большая бомба, вероятно, воздушная торпеда. Она совершенно уничтожила или разрушила 20-30 небольших трехэтажных домов и опустошила обширное пространство в этом очень бедном районе. Над развалинами уже развевались небольшие трогательные национальные флажки. Когда мою машину узнали, со всех сторон к нам бросились люди, и скоро выросла толпа более чем в тысячу человек. Все эти люди были крайне возбуждены. Они столпились вокруг нас и всячески проявляли свою симпатию, стремясь хотя бы дотронуться до меня или погладить мою одежду. Можно было подумать, что я совершил для них какое-то великое благодеяние, которое облегчит их жребий. Я был совершенно растроган и плакал. Исмей, который был рядом со мной, рассказывает, что он слышал, как одна пожилая женщина сказала: "Вы видите, он действительно жалеет нас, он плачет". Но это были не слезы печали, а слезы удивления и восхищения. Когда мы сели в машину, этой измученной толпой овладело более суровое настроение. "Отплатите им! - кричали они.- Пусть они испытают то же самое!" Тогда я поклялся исполнить их желание и, действительно, выполнил свое обещание. Долг был уплачен в десятикратном, двадцатикратном размере в форме страшных беспрерывных бомбардировок германских городов, сила которых увеличивалась по мере развития нашей авиации и по мере того, как калибр бомб увеличивался, а взрывчатые вещества становились все сильнее. Да, мы отплатили врагу сполна и даже с лихвой. Увы, бедное человечество!

Как-то раз я посетил Маргит. Нас настиг воздушный налет, и меня провели в большой туннель, где надолго обосновалось много народу. Когда через четверть часа мы вышли оттуда, то увидели перед собой еще дымящиеся развалины. Бомба попала в маленький ресторан. Никто не пострадал, но ресторан превратился в груду черепков битой посуды и обломков мебели. Владелец ресторана, его жена, повара и служанки - все были в слезах. Что стало с их домом? Как они теперь будут жить? И вот привилегия власти - я немедленно принял решение. На обратном пути в поезде я продиктовал письмо министру финансов, излагающее принцип, в силу которого все убытки от пожара, причиненного вражескими налетами, должно нести государство и компенсация должна немедленно и полностью выплачиваться. Таким образом, бремя не будет ложиться только на плечи тех, в чьи дома или помещения, в которых они работали, попали бомбы. Это бремя будет распределяться равномерно на всю страну. Кингсли Вуд был, естественно, несколько встревожен неопределенным характером этого обязательства. Но я упорно настаивал, и через две недели была разработана система страхования, которая впоследствии сыграла большую роль в наших делах. Сначала министерство полагало, что эта система приведет его к банкротству; однако после мая 1941 года, когда воздушные налеты прекратились на период более трех лет, в министерство стало притекать большое количество денег, и оно поняло, что план был предусмотрительным и мудрым. Однако в более поздний период войны, когда началось применение самолетов-снарядов и ракетных снарядов, сумма денег на этом счете уменьшилась и фактически было выплачено 830 миллионов. Я был этим очень доволен.

В тот период мы полагали, что Лондон будет постепенно и в скором времени превращен в груду развалин, за исключением прочных современных зданий. Я проявлял глубокое беспокойство о лондонцах, большая часть которых с риском для жизни оставалась там, где им приходилось быть. Число кирпичных и бетонных убежищ быстро росло. Метрополитен также представлял собой убежище для многих. Имелось несколько больших убежищ, и некоторые из них вмещали до семи тысяч человек. Люди располагались там каждую ночь с уверенностью, мало представляя себе, к чему могло бы привести прямое попадание в эти убежища. Я потребовал, чтобы в этих убежищах возможно быстрее были построены кирпичные траверсы.

На этой новой стадии войны стало необходимым добиваться максимальной производительности не только на заводах, но даже и в учреждениях Лондона, который подвергался частым бомбардировкам как днем, так и ночью. Сначала, когда сирены возвещали о тревоге, всех работавших в десятке министерств немедленно собирали и во что бы то ни стало вели в подвалы. Даже гордились тем, с какой эффективностью и тщательностью это делалось. Во многих случаях, однако, в налете участвовало всего лишь с полдюжины, а то и один самолет. Часто самолеты совсем не появлялись. Таким образом, небольшой воздушный налет мог привести к приостановке работы всего исполнительного и административного аппарата в Лондоне на целый час, а то и более.

Поэтому я предложил ввести еще одну степень - "внимание", которая должна была начинаться по сигналу сирены, в отличие от степени "тревога", которая должна была объявляться, когда наблюдатели на крышах, или, как их называли, "Джим крау", сообщают о"неминуемой угрозе". Последнее должно было означать, что противник фактически над головой или где-то поблизости. В соответствии с этим были разработаны и планы. Чтобы заставить повиноваться жестким правилам, когда нам приходилось жить под угрозой неоднократных дневных налетов, я предложил каждую неделю учитывать число часов, проведенных работниками аппарата каждого министерства в убежищах.

Это было проверкой выдержки всех. Фактически эти сведения представлялись восемь раз. Забавно, что военные учреждения в течение некоторого времени имели самые худшие показатели. Оскорбленные и подстегнутые этим, они быстро заняли надлежащее место. Потеря времени во всех министерствах была сведена к минимуму. Наши истребители к этому времени добились того, что дневные налеты стали обходиться противнику слишком дорого, и этот этап пришел к концу. Несмотря на непрерывные предупреждения и тревоги, едва ли хоть одно правительственное учреждение было повреждено в дневное время, когда они были заполнены народом, и едва ли были какие-либо потери в людях.

Еще 1 сентября, до того как начались крупные ночные налеты, я обратился к министру внутренних дел и некоторым другим лицам.

Предупреждения о воздушных налетах и меры предосторожности

"1. Нынешняя система предупреждений о воздушных налетах была разработана на случай крупных массовых налетов на определенные цели, а не в расчете на следующие один за другим по нескольку раз в день налеты, тем более не в расчете на налеты блуждающих по ночам отдельных бомбардировщиков. Мы не можем позволить крупным районам страны оставаться в состоянии неработоспособности в течение многих часов каждый день и в состоянии паники каждую ночь. Мы не должны позволять противнику мешать нашими военным усилиям путем остановок работы на заводах, которые он не смог уничтожить.

2. Поэтому следует ввести новую систему оповещения:

- "внимание",

- "тревога",

- "отбой".

Сигнал "внимание" не должен нарушать нормальную жизнь данного района. Люди, не занятые на государственной работе, могут, если пожелают, направляться в убежище или отправлять своих детей в безопасное место. Но вообще же они должны приучить себя, и они действительно приучаются, к опасностям и прибегать только к такого рода предосторожностям, которые сообразуются с их долгом и темпераментом.

3. Все службы противовоздушной обороны должны функционировать, опираясь на увеличенный основной персонал, и не следует каждый раз по сигналу предупреждения вызывать всех, как это делается сейчас. Служба наблюдения должна быть создана на всех выполняющих военные заказы заводах, и она должна вступать в действие, когда подан сигнал "внимание"; служба наблюдения будет иметь необходимые полномочия объявлять на данном заводе или в данном учреждении "тревогу". Сигнал "внимание" может быть подан в дневное время путем поднятия желтых флажков необходимым количеством специально уполномоченных на это людей. Ночью же можно воспользоваться мигающими желтыми (или, возможно, красными) лампами. Следует изучить возможность использования в этих целях уличного освещения и применения специальных сигналов по телефону.

4. "Тревога" - это прямой приказ "идти в укрытие", и по этому сигналу весь персонал противовоздушной обороны должен занять свои посты. Это, по-видимому, будет совпадать со временем фактического налета или происходить за короткий промежуток времени до него. Порядок несения службы в каждом отдельном случае должен разрабатываться в соответствии с местными условиями.

Сигналом "тревоги" будет сирена. Возможно, нет необходимости сопровождать этот сигнал световыми или телефонными сигналами.

5. Сигнал "отбой" может подаваться, как и теперь. Он будет возвещать об окончании периода "тревоги". Если период "внимания" не миновал, флаги по-прежнему должны быть вывешены. Если противник определенно повернул обратно, то флаги предупреждения и световые сигналы должны быть убраны.

Применение сигналов "внимание" и "тревога" может быть в разных районах страны различным. В районах, подвергающихся частым налетам, таких, как Восточный Кент, Южный и Юго-Восточный Лондон, Юго-Восточная Англия, Бирмингем, Дерби, Ливерпуль, Бристоль и некоторые другие районы, сигнал "внимание" будет обычным. Сигнал "тревога" будет означать фактический налет. Такой порядок будет применяться также к району Уайтхолла. В других районах страны может быть оправдано более частое применение сигнала "тревоги" для того, чтобы не допускать ухудшения постановки противовоздушной службы.

6. В правительственных учреждениях Лондона не следует никого принуждать идти в укрытие до того, как начнется стрельба и прозвучит сирена, возвещающая состояние "тревоги" в соответствии с новым положением. Никто не должен прекращать работу лишь потому, что в Лондоне подан сигнал "внимание".

Парламент также нуждался в руководстве своей работой в эти опасные дни. Члены парламента считали, что их долг показать пример. Это было правильно, но дело могло зайти слишком далеко. Мне приходилось уговаривать членов палаты общин соблюдать элементарную осторожность и приспосабливаться к особым условиям момента. На закрытом заседании палаты я убедил их принять необходимые и хорошо продуманные меры предосторожности. Они согласились не объявлять о днях и часах своих заседаний и прерывать их, когда "Джим крау" сообщит спикеру о "непосредственной опасности". В таком случае все они послушно спускались в тесные ненадежные убежища, которые были для них устроены. К чести английского парламента надо сказать, что члены его продолжали заседать и выполнять свои обязанности на протяжении всего этого периода. Члены палаты общин очень щепетильны к такого рода вопросам, и можно было легко ошибиться в оценке их настроения. Когда одно помещение было повреждено, они перешли в другое, и я прилагал все усилия, чтобы убедить их следовать мудрому совету. Короче говоря, все вели себя здраво и с чувством достоинства. К счастью также, когда несколько месяцев спустя здание палаты общин было разрушено, это произошло ночью, а не днем, когда оно бывало полно народу. Когда мы научились бороться с дневными налетами, то стало возможным обеспечить больше личных удобств. Но в первые несколько месяцев меня не покидало беспокойство о безопасности членов парламента. В конце концов именно свободный и суверенный парламент, свободно избранный всеобщим голосованием, могущий в любой момент сместить правительство, но с гордостью поддерживавший его в тяжелые времена, был одним из элементов, участвовавших в борьбе с врагом. И парламент победил.

Я сомневаюсь в том, имел ли кто-либо из диктаторов столь эффективную власть над всем народом, как английский военный кабинет. Когда мы выражали свои желания, нас поддерживали представители народа и все с готовностью подчинялись нам. Однако никогда не ущемлялось право критики. Почти всегда критики уважали интересы народа. Когда они иногда бросали нам вызов, палаты голосовали абсолютным большинством против них, и это происходило без малейшего подкупа, вмешательства или применения полиции и секретной службы, как это имеет место при тоталитарных методах. Вызывает восхищение, что парламентарная демократия, или каким бы другим именем ни называли государственную систему Англии, может выдержать, преодолеть и пережить все испытания. Даже угроза уничтожения не могла запугать членов нашего парламента, но этому, к счастью, не суждено было случиться.