Глава тринадцатая. Нарвик

На протяжении жизни многих поколений Норвегия с ее скромным и суровым населением, занятым торговлей, судоходством, рыболовством и земледелием, стояла в стороне от треволнений мировой политики. В далекое прошлое отошли дни, когда викинги предпринимали походы с целью покорить и разорить значительную часть известного тогда мира. Столетняя война, Тридцатилетняя война, войны Вильгельма III и Мальборо, потрясения времен Наполеона и более поздние конфликты оставили Норвегию нетронутой и невредимой. Значительная часть народа думала до сих пор о нейтралитете, и только о нейтралитете. Крохотная армия и население, желавшее лишь одного - мирно жить в своей гористой и полуарктической стране, стали теперь жертвой новой германской агрессии.

Многие годы Германия выражала свою искреннюю симпатию и дружеские чувства к Норвегии. После предыдущей войны несколько тысяч немецких детей нашли пищу и кров в Норвегии. Теперь, живя в Германии, они стали взрослыми, и многие из них превратились в ярых нацистов. Был и майор Квислинг, который с горсткой молодежи скопировал фашистское движение и воспроизвел его в незначительных масштабах в Норвегии. В последние годы в Германии устраивались нордические собрания, на которые приглашалось много норвежцев. Норвегию посещали немецкие лекторы, артисты, певцы и ученые в целях содействия развитию общей культуры. Все это было тесно сплетено с гитлеровским военным планом, и таким образом был создан широко разветвленный внутренний прогерманский заговор. В нем каждый сотрудник немецкой дипломатической и консульской службы, каждый немецкий торговый агент выполнял свою роль в соответствии с указаниями немецкой дипломатической миссии в Осло. Совершившееся ныне подлое и преступное деяние можно сравнить с Сицилийской вечерней и Варфоломеевской ночью.

Председатель норвежского парламента Карл Хамбро писал:

"Нападению на Польшу и позже на Голландию и Бельгию предшествовал обмен нотами, были предъявлены ультиматумы. В Норвегии же немцы под маской дружбы пытались уничтожить государство за одну темную ночь, молча, вероломно, без объявления войны, без всякого предупреждения. Норвежцы были поражены не столько самим актом агрессии, сколько сознанием, что великая держава, многие годы твердившая о своих дружеских чувствах, вдруг оказалась смертельным врагом, что мужчины и женщины, с которыми они когда-то имели дружеские или деловые отношения, которых они сердечно принимали у себя на родине, оказались шпионами и вредителями. Народ Норвегии был больше изумлен тем, что уже много лет их немецкие друзья разрабатывали подробнейшие планы вторжения и последующего порабощения его страны, чем нарушением Германией Договоров и всех международных обязательств".

Король, правительство, армия и народ, как только они осознали, что происходит, воспылали лютой ненавистью. Но было слишком поздно. Проникновение немцев и развернутая ими пропаганда до сих пор мешали норвежцам видеть события в истинном свете, а теперь ослабили их способность к сопротивлению. Майор Квислинг, выступая по радио, находившемуся в руках немцев, представил себя как прогерманского правителя покоренной страны.

Почти все норвежские должностные лица отказались служить ему. Армия была мобилизована и под командованием генерала Руге немедленно начала бои с захватчиками, продвигавшимися из Осло на север. Патриоты, которые сумели достать оружие, уходили в горы и леса. Король, правительство и парламент выехали сначала в Хамар, в ста милях от Осло. Немецкие бронемашины настойчиво преследовали их, и были предприняты отчаянные попытки уничтожить их бомбами и пулеметным огнем с самолетов. Они, тем не менее, продолжали призывать страну к упорному сопротивлению. Остальное население было подавлено и кровавым террором доведено до угрюмой покорности. Норвежский полуостров простирается почти на тысячу миль. Плотность населения низкая, а шоссейных и железных дорог мало, особенно на севере. Быстрота, с которой Гитлер установил господство над Норвегией, явилась значительным достижением войны и политики и убедительным примером немецкой напористости, коварства и жестокости.

Норвежское правительство, до сих пор холодно относившееся к нам из-за страха перед Германией, теперь отчаянно взывало о помощи. С самого начала стало очевидно, что мы не можем спасти Южную Норвегию. Почти все наши обученные войска и многие лишь частично обученные находились во Франции. Наши небольшие, но все более укрепляющиеся военно-воздушные силы были полностью заняты оказанием поддержки британским экспедиционным войскам, обороной страны и усиленным обучением. Для охраны уязвимых объектов, имевших чрезвычайно важное значение, требовалось в десять раз больше зенитных орудий, чем мы имели. Тем не менее мы считали себя обязанными сделать все, что было в наших силах, для оказания помощи норвежцам, даже в ущерб нашим собственным планам и интересам. Казалось вполне возможным захватить Нарвик и оборонять в интересах всех союзников. Здесь король Норвегии смог бы поднять свое знамя, не боясь покорения. Можно было бы бороться за Тронхейм, задержать продвижение захватчиков на север, пока Нарвик не будет снова захвачен и превращен в базу армии. Представлялось возможным предпринять эту операцию с моря силами, превосходящими все, что противник мог противопоставить нам после того, как они пройдут расстояние в пятьсот миль по горной местности. Кабинет охотно одобрил все возможные меры спасения и обороны Нарвика и Тронхейма. Войска, высвободившиеся от финского проекта, и ядро войск, находившееся под рукой для Нарвика, могли быть в скором времени готовы к действиям. Им не хватало самолетов, зенитных и противотанковых орудий, танков, транспорта и боевой подготовки. Вся Северная Норвегия была покрыта таким глубоким снегом, какого наши солдаты никогда не видели, по какому им никогда не доводилось ходить и какого они не могли себе представить. У них не было ни снегоступов, ни лыж. Но мы должны были сделать все, что могли. Так началась эта кампания, предвещавшая мало хорошего.

Нетрудно было снова быстро собрать для нарвикской экспедиции немногочисленные силы, которые были рассредоточены несколько дней назад. Немедленно началась погрузка одной английской бригады и ее вспомогательных частей, и первый конвой судов отплыл в Нарвик 12 апреля. За ними должны были последовать через неделю два-три батальона альпийских стрелков и другие французские части. Севернее Нарвика находились также норвежские войска, которые оказали бы нам содействие при высадке. 5 апреля генерал-майора Макэзи назначили командующим любой экспедицией, которая могла быть послана в Нарвик. Его инструкции были составлены в форме, подобающей при обращении с дружественной нейтральной державой. В основном содержание инструкций было таково:

"Правительство его величества и правительство Французской Республики решили послать полевые войска для операций против Германии и Северной Норвегии. Задача этих войск - выбить немцев из района Нарвика и захватить сам Нарвик... Ваша первая задача будет заключаться в том, чтобы закрепиться в Харстаде, заручиться поддержкой норвежских войск, которые могут оказаться там, и раздобыть информацию, необходимую для планирования ваших дальнейших операций. Ваша высадка в случае сопротивления не предполагается. Вам, однако, возможно, придется натолкнуться на сопротивление из-за ошибочного определения вашей национальной принадлежности; в таком случае прежде, чем отказаться от попытки совершить высадку, вы предпримете шаги, необходимые для установления национальной принадлежности наших войск. Решение о высадке принимается старшим морским офицером после консультации с вами. Если в Харстаде высадка невозможна, следует попытаться осуществить ее в каком-нибудь другом подходящем месте. Высадку следует предпринять, когда вы будете располагать войсками достаточной численности".

Одновременно генералу Макэзи вручили личное письмо начальника имперского генерального штаба генерала Айронсайда, в котором содержалось, в частности, следующее замечание: "Вам может представиться возможность воспользоваться преимуществом военных операций на море. Не упускайте ее. Нужно дерзать". Это замечание звучало несколько иначе, чем официальная инструкция. Адмирал Паунд и я, подходя к вопросу с несколько различных точек зрения, сходились в мнении, что лорд Корк должен командовать военно-морскими силами в этих комбинированных операциях на севере. Мы оба призывали его, если нужно, не колеблясь, идти на риск и предпринять самые решительные действия для захвата Нарвика. Поскольку между нами не было разногласий и мы могли еще все обсудить между собой, мы предоставили лорду Корку исключительную свободу действий и не вручали ему никаких письменных приказов. Он точно знал, что мы хотим.

Ночью 12 апреля лорд Корк спешно отплыл из Росайта на "Ороре". Он предполагал встретиться с генералом Макэзи в Харстаде - небольшом порту на острове Хиннои, в Вагс-фиорде. Этот порт был выбран в качестве морской базы, хотя он расположен в 120 милях от Нарвика. Однако 14 апреля он получил сообщение от адмирала Уитворта с линкора "Уорспайт", уничтожившего накануне все германские эсминцы и суда, доставлявшие продовольствие и снаряжение. В сообщении говорилось: "Я убежден, что сейчас Нарвик можно захватить прямым штурмом, не опасаясь встретить при высадке серьезное сопротивление. Я считаю, что для этой операции не потребуется крупных сил..." Лорд Корк поэтому направил "Орору" в Скьель-фиорд на Лофотенских островах, обходя с фланга подступы к Нарвику. Он направил "Саутгемптону" приказ присоединиться к нему в Скьель-фиорде. Он намеревался собрать силы для немедленного штурма. Они должны были состоять из двух рот шотландских гвардейцев, находившихся на борту "Саутгемптона", из отрядов моряков и морской пехоты с "Уорспайта" и с других судов, находившихся в Скьель-фиорде. Однако он сумел связаться с "Саутгемптоном" через военно-морское министерство и то лишь после некоторой задержки.

Лорд Корк настаивал перед генералом Макэзи на необходимости воспользоваться ликвидацией всех германских военно-морских сил и как можно скорее предпринять прямой штурм Нарвика. Однако генерал ответил, что гавань сильно укреплена. Он также указал, что его транспортные суда подготовлены не к штурму, а лишь к беспрепятственной высадке. Он разместил свой штаб в гостинице в Харстаде, и его войска начали высадку поблизости. На следующий день он заявил, что, судя по информации, которой он располагает, высадка в Нарвике невозможна и что даже обстрел с моря не поможет делу. Лорд Корк считал, что при поддержке шквального артиллерийского огня войска могли бы высадиться в Нарвике с незначительными потерями, но генерал не соглашался, и он мог найти частичное оправдание в полученных им инструкциях. Мы в министерстве настаивали на немедленном штурме.

Между тем в Нарвике наши все увеличивавшиеся войска вынуждены были оставаться в заливе из-за пулеметного огня немцев. Это было серьезное и неожиданное препятствие.

Большинство дел нашей импровизированной кампании прошло через мои руки, и я предпочитаю, насколько возможно, при изложении их придерживаться того, что я говорил в то время. Премьер-министр испытывал сильное желание, разделяемое военным кабинетом, захватить как Тронхейм, так и Нарвик.

Военный кабинет решил попытаться осуществить обе операции - и в Нарвике и в Тронхейме. Военный министр предусмотрительно предостерег нас, что, возможно, нам придется скоро перебросить в Норвегию подкрепления из нашей армии во Франции, и предложил нам сообщить об этом французскому командованию в ближайшие же дни.

Я согласился с этим, но считал преждевременным обращаться к французам в ближайшие два дня. Это было принято. Военный кабинет одобрил предложение информировать правительства Швеции и Норвегии о нашем намерении захватить и Тронхейм и Нарвик и о том, что мы понимаем чрезвычайно важное значение Тронхейма как стратегического центра, но Нарвик важно захватить и как военно-морскую базу. Мы добавили, что наши войска не намерены переходить шведскую границу. Одновременно мы решили просить французское правительство предоставить нам право использовать части альпийских стрелков для операций не только в Нарвике и сообщить ему то, о чем мы информировали правительства Норвегии и Швеции.

В ночь на 17 апреля из Нарвика поступили разочаровывающие вести. Генерал Макэзи, видимо, не собирался сделать попытку захватить город немедленным штурмом при поддержке артиллерийского обстрела с моря; и лорд Корк ничего не мог с ним сделать. Я изложил положение моему комитету так, как оно мне тогда казалось.

17 апреля 1940 года

"Из телеграммы лорда Корка видно, что генерал Макэзи предлагает захватить две незанятые позиции на подступах к Нарвику и удерживать их, пока не растает снег, возможно, до конца месяца. Генерал рассчитывает, что ему будет послана первая половина бригады альпийских стрелков, что, разумеется, не будет сделано. Такая тактика означает, что мы задержимся под Нарвиком на несколько недель. Следует рассмотреть вопрос о посылке лорду Корку и генералу Макэзи телеграммы следующего содержания:

"Ваши предложения могут создать в Нарвике пагубную ситуацию и повлечь бездействие одной из лучших наших бригад. Мы не можем послать Вам альпийских стрелков. "Уорспайт" понадобится в другом месте дня через два-три. Следовательно, Вам надлежит тщательно обдумать возможность штурма Нарвика под прикрытием огня с "Уорспайта" и эсминцев, которые могут также действовать в Румбакс-фиорде. Захват порта и города ознаменовал бы собой серьезный Успех. Нам хотелось бы, чтобы Вы сообщили нам доводы, почему эта операция невозможна, и Ваши предположения о возможном сопротивлении, с которым придется встретиться в порту. Дело весьма срочное".

Комитет одобрил текст телеграммы, которая была затем послана. Она не возымела никакого действия. Мы можем теперь только высказывать различные мнения относительно того, было бы такое нападение успешным или нет. Оно не потребовало бы никакого перехода по снегу.

Но, с другой стороны, оно означало высадку с открытых лодок под пулеметным огнем как в Нарвике, так и в Румбакс-фиорде. Я рассчитывал на результаты обстрела с близкой дистанции из огромных судовых орудий, которые разрушили бы порт, окутали дымом и засыпали снегом и землей все пулеметные гнезда немцев. Подходящие осколочно-фугасные снаряды были выделены морским министерством как для линкора, так и для эсминцев. Конечно, лорд Корк, находясь на месте и имея возможность судить о характере обстрела, был решительно за эту попытку. В нашем распоряжении было более четырех тысяч лучших солдат нашей кадровой армии, включая гвардейскую бригаду и части морской пехоты. Вступив на берег, они немедленно ввяжутся в бой с обороняющимися немцами, численность регулярных войск которых, не считая команд, спасенных с потопленных эсминцев, по нашим подсчетам, правильным, как нам теперь известно, не достигала и половины этого числа. Во время предыдущей войны такое соотношение сил считалось бы благоприятным, а теперь ведь не действуют какие-либо новые факторы. На более поздних стадиях этой войны совершались десятки таких штурмов, и часто успешно. Более того, приказы, посланные командующим, имели столь ясный и непреложный характер и столь очевидно предусматривали возможность тяжелых потерь, что они подлежали выполнению. Ответственность за большие потери легла бы на соответствующие власти в Англии и самым непосредственным образом на меня. Я понимал, что так и должно быть; но что бы я, мои коллеги и лорд Корк ни делали и ни говорили - все это не производило никакого впечатления на генерала. Он был преисполнен решимости ждать, пока не растает снег. Что касалось обстрела, то он мог сослаться на параграф в его инструкциях, запрещающий обстрел, могущий подвергнуть опасности гражданское население. Когда мы сравниваем эти настроения с той отчаянной игрой жизнью, кораблями и почти лихорадочной энергией, основанной на продуманном и тщательном расчете, обеспечившем немцам их блестящие успехи, невыгоды нашего положения в этой кампании становятся очевидными.