Английская культура второй половины XVII в. развивалась под непосредственным воздействием революционных событий. Они наложили печать и на творчество крупнейшего философа середины XVII в. Томаса Гоббса (1588—1679), «первого современного материалиста (в смысле XVIII века)» (Энгельс — К. Шмидту, К. Маркс, Ф. Энгельс, Избранные письма, стр. 429.), по выражению Энгельса. Гоббс систематизировал материалистическое ученгто Бэкона, придав ему более последовательный, но вместе с тем и более односторонний, абстрактный характер. Многообразные формы движения материи Гоббс сводит к движению чисто механическому или математическому. Даже мышление он рассматривает как простое механическое движение. «Чувственность,— писал Маркс о философии Гоббса, — теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра ( К. Маркс и Ф. Энгельс, Святое семейство, Соч., т. 2, изд. 2, стр. 143.).
Наибольшее значение имеют работы Гоббса, посвященные философии государства и права (книги «Гражданин» и «Левиафан»). К революции Гоббс относился враждебно и в своих сочинениях проповедовал беспрекословное послушание народа королевской власти. И все же буржуазная революция наложила отпечаток на его философию. Выводы философа реакционны, однако аргументы, приводимые в защиту этих выводов, имеют оригинальный характер — они явились итогом размышлений Гоббса над событиями гражданской войны. Ие случайно роялист Роберт Фильмер, защитник патриархально-теократической теории абсолютизма, писал по поводу философии Гоббса: «Я одобряю здание, но порицаю его фундамент».
Политическая теория Гоббса представляет попытку рационалистически объяснить происхождение государства и определить его место в обществе. Недаром Маркс относил Гоббса к тем философам, которые «стали рассматривать государство человеческими глазами и выводить его естественные законы из разума и опыта, а не из теологии» (К. Маркс, Передовица в JY» 179 «Kolnische Zeitung», К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, изд. 2, стр 111.). Подобно другим мыслителям своего времени, Гоббс исходит из того, что общественному состоянию предшествовало состояние естественное, когда люди жили обособленно друг от друга. В отличие от философов эпохи Просвещения и многих своих современников (как, например, Мильтон, Лильберн и др.) Гоббс меньше всего склонен идеализировать «естественного человека», на которого он переносил многие черты современного ему буржуа. Он убежден, что человек по своей природе эгоист, существо необщественное и что было бы ошибочно приписывать ему, как это делал Аристотель, общественный инстинкт. Напротив, «естественное состояние» представляется Гоббсу состоянием еще не укрощенного своеволия, где господствует война всех против всех. Но так как никто не чувствует себя в безопасности, то возникает необходимость ликвидировать состояние войны и рождается общество, основанное на договоре. Условием этого договора является, по Гоббсу, полный отказ человека от его естественных прав и передача их государству, наилучшей формой которого представляется Гоббсу монархия; он убежден, что только сильная, ничем не ограниченная государственная власть способна установить мир и обеспечить безопасность граждан.
Появление частной собственности Гоббс связывает с возникновением государства. В естественном состоянии «все вещи людям давала природа», поэтому за обладание ими и шла всеобщая война всех против всех. Установление «моего» и «твоего есть не что иное, как распределение вещей, данных природой, а это «при всех формах правления есть дело верховной власти».
Представления Гоббса о происхождении и роли религии являются чисто материалистическими. Религию он считает продуктом невежества и страха перед будущим. Но поддержание религиозного чувства у народа необходимо для сохранения гражданского мира. Материализм и атеизм, с его точки зрения, доступны пониманию и допустимы только для узкого круга образованных людей.
Вопросы, поднятые Гоббсом, получили широкую разработку у публицистов эпохи революции. Своего рода возражением Гоббсу, осуждением его взглядов явилась книга Джемса Гаррингтона (1611 —1677) «Республика Океания» (1656 г.). Близкий по своим политическим взглядам к индепендентам, Гаррингтон доказывает, что не власть создает собственность (как говорил Гоббс), а, напротив, собственность создает власть, и что различные формы государственного устройства (монархия, олигархия и республика) зависят от баланса собственности, т. е. распределения собственности между монархом, знатью и народом. «Каков баланс собственности в стране, — говорил Гаррингтон, — такова и власть в ней». Исследуя распределение собственности в современной ему Англии, Гаррингтон приходит к выводу, что в XVII в. произошло перемещение земельной собственности из рук короны, знати и церкви в руки народа. «Готический (средневековый. — Ред.) баланс» собственности сменился «народным балансом». Это и послужило, по мнению Гаррингтона, причиной революции: на смену монархии должна прийти республика — форма власти, отвечающая новому, «народному балансу» собственности. Для того чтобы обеспечить устойчивость этого нового, «народного баланса», а следовательно, и республиканской формы правления и предотвратить возможность перерождения республики в олигархию, Гаррингтон предлагал провести аграрный закон, ограничивающий размеры земельной собственности годовым доходом в 2 тыс. ф. ст.
Являясь сторонником буржуазной республики, Гаррингтон в то же время боится самостоятельного движения низов и убежден поэтому, что «без примеси аристократии невозможно никакое народное государство». В его идеальной республике «Океании» люди, лишенные собственности, не пользуются избирательным правом, и только те, чей доход превышает 100 ф. ст. в год, имеют право участвовать в законодательных органах.
В эпоху реставрации эти идеи развил Генри Невиль (1620—1694), друг и единомышленник Гаррингтона. Доказывая непрочность политического режима Карла II, как не соответствующего установившемуся в Англии «балансу собственности», Невиль выдвинул идею ограниченной парламентом буржуазной монархии.
Проект создания конституционной монархии выдвигал в эпоху реставрации также Олджернон Сидней (1622—1683). Отстаивая идею народного суверенитета, Сидней, однако, отрицательно относился к учреждению демократической республики и защищал «смешанную» форму правления, при которой власть короля ограничена народными представителями — парламентом. По проекту Сиднея король не имеет права без согласия парламента издавать законы и облагать подданных налогами. Как и многие другие публицисты революции, Сидней видел источник абсолютистской власти в норманском завоевании. Проекты Невиля и Сиднея предвосхищали классовый компромисс 1688 г.
Более радикальный характер носило учение левеллеров и диггеров. Вождь левеллеров Лильберн, его ближайшие друзья и соратники Ричард Овертон и Уильям Уолвин отстаивачи идею народного суверенитета и демократической республики с ежегодно переизбираемым однопалатным парламентом и широким избирательным правом. Они провозглашали равенство всех граждан перед законом, принцип разделения властей, отмену феодальных повинностей, свободу совести и печати, отделение церкви от государства, уничтожение сословных привилегий, промышленных и торговых монополий, запрещение огораживания общинных земель. В основу своей политической теории Лильберн положил учение о естественных правах человека, к которым наряду со свободой он относил и право на частную собственность.
Хотя левеллеры выступали против всяких попыток устранить имущественное неравенство, видя в этом посягательство на свободу и естественные права человека, их теория казалась опасной буржуазии и новому дворянству. Один из вождей инде-пендентов говорил: «Если вы будете основываться на нем (т. е. естественном праве. — Ред.), то вы должны упразднить всякую собственность, потому что по этой доктрине всякий человек имеет равное право на всякое имущество, которое он видит».
Более радикальное течение диггеров нашло своего идеолога в лице Джерарда Уинстэнли, выступавшего с критикой не только феодальных, но и буржуазных общественных отношений. В духе эпохи Уинстэнли облекает свои взгляды в религиозные мифы и часто говорит языком библейских пророков. История человечества представляется ему вечной борьбой бога и дьявола, добра и зла. Однако за этой религиозной символикой скрывается конкретное историческое содержание (борьба народа против его угнетателей), и Уинстэнли часто обнаруживает глубокое понимание реальных отношений.
Наиболее счастливым периодом человеческой истории Уинстэнли считает «естественное состояние», когда люди не знали еще разницы между «моим» и «твоим». Он видит в частной собственности источник зла и последующих страданий народа. Критикуя индепендентскую республику за то, что она дала свободу только богатым, он требует уничтожения имущественного неравенства, основанного, по его убеждению, на присвоении чужого труда. В своем главном произведении «Закон свободы» Уинстэнли рисует картину республиканского строя будущего в духе утопического крестьянского социализма.
В памфлетах Уинстэнли отразились настроения пауперизованных низов английской деревни XVII в.