XVII. Упрочение господства Англии на морях и образование колоний в Индии и Канаде

Вторая половина XVIII века проходит в нескончаемых войнах. В период времени, открывающийся в 1756 году вмешательством Англии в семилетнюю войну и заканчивающийся Венским конгрессом 1815 года, тридцать шесть лет заняты войнами и всего двадцать три мирных. Но и в первую половину XVIII в., после двадцатилетнего невмешательства в дела европейского континента, при министерстве Уолполя, использованного английской торговлей для мирного завоевания рынков на протяжении всего земного шара, положено было начало колониальным войнам из-за желания Испании удержать исключительно в своих руках торговый обмен с Южной Америкой. Отвечая на вызов, Уолполь нехотя объявил в 1739 г. войну правительству короля Филиппа V, уже связанного в это время тайным договором с Францией, известным под названием "семейного договора" и ставившим себе задачей положить конец английскому владычеству над морями (1733 г.). Война с Испанией встречена была сочувственно общественным мнением, которое не предвидело, что ближайший ход событий будет неблагоприятен для Англии. В 1741 г. английский флот понес существенный урон при встрече с испанским вблизи Картахены. Эта неудача повела к падению министерства Уолполя, место которого заняло министерство Пэльгемов; в нем пост военного министра занят был лордом Картеретом, дипломатом по профессии, хорошо знакомым со всем ходом европейской политики. Он решился энергично продолжать войну, видя в ней средство к созданию колониальной империи из Великобритании. Картерету Англия обязана своим вмешательством в "войну за австрийское наследство", в которой она приняла сторону Марии Терезии и в ее лице Габсбургского дома. Король Георг II сам командовал набранным в Ганновере английским ополчением в удачном сражении под Деттингеном, где его противником оказался герцог де Ноаль, поставленный во главе тридцатитысячной французской армии. Это был последний в истории случай выступления английского монарха в роли главнокомандующего. Картерету удалось склонить Марию Терезию к уступке Фридриху II Прусскому Силезии, после чего он прекратил военные действия и дал австрийцам возможность завладеть Баварией и принудить претендента на австрийское наследство курфюрста Карла, провозглашенного императором, просить о мире. На конгрессе, созванном Картеретом в Вормсе, положен был временно конец войне признанием Англией, Голландией, Сардинией и Саксонией начала нераздельности владений Габсбургского дома в лице дочери императора Карла VI, Марии Терезии.

Но Фридрих II вскоре возобновил военные действия, и англичанам представилась перспектива новых пожертвований деньгами и людьми для поддержания интересов скорее ганноверского короля, чем английского народа. В числе лиц, выступивших против Картерета в парламенте, был и Питт Старший. Ему пришлось, однако, признать впоследствии, что в действительности английский военный министр стремился к созданию английского колониального владычества, что его план действий рассчитан был правильно и что, сменив Картерета, он, Питт, мог только дальше выполнять ранее намеченную схему по частям, воюя на континенте в видах обеспечения Англии владычества на морях. Картерет принужден был выйти в отставку, но война продолжалась и ознаменовалась в 1745 г. поражением англичан в битве под Фонтенуа знаменитым Морицем Саксонским, командовавшим французской армией.

Франция воспользовалась тем, что английское войско почти в полном своем составе занято было на континенте, во Фландрии, чтобы поддержать восстание, поднятое внуком короля Иакова II с целью восстановить Стюартов на престоле. Карл Эдуард, рассчитывая на помощь Людовика XV, высадился в июле 1745 г. в Инвернесе в северной Шотландии. К нему поспешили на помощь кланы горцев - Кемдены и Макдональдсы. С быстро возраставшим ополчением он двинулся на юг, овладел Эдинбургом и перешел реку Твид, направляясь в Ланкашир. Озабоченные сохранением своей военной добычи в большей степени, чем успехом предпринятого ими похода, горцы быстро стали отпадать от претендента. Оставшись с незначительным отрядом и не найдя в западной Англии той поддержки, на какую он рассчитывал, Карл Эдуард, после удачного сражения под Престонпанс, повернул обратно в Шотландию. Паника, одно время овладевшая Лондоном, улеглась; новый набор и отозвание части войск из Фландрии позволили правительству мобилизовать против претендента силы, достаточные не только для военного занятия Эдинбурга, но и для похода на горцев. Потерпев поражение под Куллоденом (апр. 1746 г.). претендент бежал; после ряда романтических приключений ему удалось вернуться во Францию. С этого времени Стюарты не делали более попыток вернуть престол силою. Не отказываясь от своих прав на него, провозгласив себя по смерти отца законным королем Англии под именем Карла III, Карл Эдуард в то же время воздерживался даже от тайного поощрения нового восстания в свою пользу. Он умер в 1780 году, оставив после себя брата, кардинала Генриха Стюарта; с кончиной последнего прекратилась мужская линия династии, одно время объединившей под своей властью три королевства.

Якобитское движение завершилось полным разгромом кланов горцев. Три шотландских лорда были казнены, и та же участь постигла полковника Тоунли, единственного англичанина, открыто ставшего под знамена претендента. Ряд законов был проведен в английском парламенте с целью ослабить зависимость горцев от их родовых старшин; упразднена их прежняя подсудность начальникам кланов, запрещено ношение оружия, проведены дороги в горные ущелья, и сделана даже попытка вытеснить из употребления народный говор горцев введением в их школы преподавания на английском языке. На расстоянии нескольких десятков лет после восстания Питт Старший в состоянии был уже организовать из горцев несколько английских полков: так мало оставалось следов их прежней преданности Стюартам.

Война с Францией и Испанией продолжена была еще в течение трех лет после якобитского восстания (1745-6 г.) и окончилась миром в Ахене в 1748 году, по которому Силезия отошла к Пруссии, а муж Марии Терезии, Франциск Лотарингский, провозглашен был императором на место Карла, курфюрста баварского, умершего в 1745 г. Англия ничего не выиграла по договору в Ахене; воевавшие стороны согласились вернуть друг другу сделанные ими захваты и восстановить каждую сторону в ее прежних владениях. Это не помешало быстрому росту английских колоний в ближайшие десятилетия. Англичане имели одинаковый успех и в Азии, и в Америке.

Распадение империи Великого Могола после кончины Ауренгзеба в 1707 г. позволило французам и англичанам соперничать друг с другом в интригах, направленных к тому, чтобы овладеть действительным руководительством делами в отдельных областях ранее единой империи под номинальным владычеством собственных князей. Английские и французские колонии чередовались на Коромандельском берегу Индии. На севере англичане казались сильнее, так как в их руках уже сосредоточивались в это время такие владения, как Бомбей, принесенный в приданое португальской принцессой, сделавшейся женою Иакова II, и Калькутта у устьев Ганга. Отпавшие от империи Великого Могола магаратты западного Декана искали поддержки английской торговой компании. Но на юге полуострова французы со своими владениями в Пондишери оспаривали влияние у англичан, несмотря на принадлежность последним Мадраса. Одно время можно было думать, что французам, а не англичанам предстоит сделаться действительными хозяевами страны, особенно с тех пор, как их губернатору Дюплэксу (Dupleix) пришла счастливая мысль образовать из местных жителей, обученных на европейский лад, так называемые полки "сипагов" или "сипаев". С их помощью ему удалось овладеть Мадрасом, который был возвращен англичанам только в силу ахенского договора (1748 г.).

Когда после восьмилетнего перерыва Англия снова вмешалась в континентальные войны, приняв на этот раз сторону Пруссии в Семилетней войне, затеянной Фридрихом II из-за Силезии (1756 г.), то для столкновений англичан с французами в Индии открылась новая эра; исход ее оказался, однако, благоприятным не соотечественникам Дюплекса, а предводителям военных сил, бывших в распоряжении английской ост-индской компании. В лице Клайва, прибывшего в Мадрас в качестве простого писца торговой конторы и сумевшего убедить губернатора Саундерса в возможности отнять у французов власть на Коромандельском берегу поддержкой притязаний враждебных им династий на звание местных князей или наибов, английская ост-индская компания выставила достойного соперника Дюплексу. Коварством, связанным с отвагой, ему удалось распространить сферу английского влияния, в ущерб французам, на Аркот, столицу карнаков, и положить тем начало английской гегемонии в Индостане. В 1751 г. Могамед Али, владыка страны, признал над собою верховенство англичан.

Не менее удачны были попытки отнять у французов их владения к северу от английских колоний в Америке. По Утрехтскому мирному договору англичане получили Новую Шотландию и Ньюфаундленд. Они желали связать их с своими владениями в Колонии Массачусетской бухты и вообще во всей так называемой Новой Англии. Но такому объединению английских колоний на севере Америки мешали французские поселения по течению реки Св. Лаврентия с Квебеком, расположенным у ее устья, и Монреалем к западу от Великих озер. Франция владела также устьем Миссисипи. На недалеком расстоянии от ее впадения в Мексиканский залив основан был еще при Людовике XIV город Новый Орлеан. Французский губернатор Канады Монкальм лелеял мысль связать северные и южные владения "христианнейшего короля" сетью крепостей, начиная от форта на севере, построенного по близости к Ниагарскому водопаду, продолжая фортом Дюкэн на верховьях Огайо и оканчивая крепостцами, расположенными по течению Миссисипи, в числе их нынешним городом Сан-Луи. Французы не прочь были ограничить английские колонии на западе Аллеганской горной цепью и признать своим исключительным достоянием и северный бассейн Св. Лаврентия с Великими озерами вплоть до Мичигана на западе и южный бассейн Миссисипи с его восточными и западными притоками. Но это, разумеется, не входило в рассчеты ни Англии, ни жителей ее американских колоний. А так как англичане имели громадный численный перевес над французами, выражавшийся цифрами 2.000.000 английских колонистов и едва 180.000 французских, так как английские поселения были земледельческими колониями, а французские - самое большее торговыми факториями, то наперед можно было предсказать, на чьей стороне останется победа в случае столкновения из-за владычества над северным материком Нового Света.

Колониальная война и в Ост-Индии, и в Северной Америке предшествовала открытию военных действий на континенте Европы. В 1754 году виргинская милиция, под предводительством майора Вашингтона, которому никто еще не мог предсказать в это время той исторической роли, какую ему суждено будет сыграть в будущем, напала на форт Дюкэн. Французы отбились от осаждавших и нанесли им поражение. Тогда колонисты направили на ту же крепость более численный отряд в 2.200 человек английского войска, под предводительством генерала Браддока. Французы, действуя заодно с индейцами, завлекли неприятеля в западню, где он был разбит наголову, а генерал Браддок убит. Только весною 1758 г. открылась правильная кампания, после того, как из Англии посланы были военные суда под предводительством адмирала Боскауэн (Boscawen). На первых порах война была неудачна для англичан, и никто не мог еще предвидеть, что ее конечным исходом после сражения под Квебеком и капитуляции французского вице-короля Водреля в Монреале будет переход к Англии владычества над Канадой. Это последовало не ранее 1760 года.

И в том же году Клайв вернулся в Англию из Индии, овладев Бенгалией, или точнее после того, как английское владычество в этой области упрочено было воцарением в ней английского ставленника, Мир-Джафара. В 1761 году успехи англичан в Индии завершились взятием у французов Пондишери.

Все эти завоевания произошли в последние годы царствования Георга II, в то время, когда во главе кабинета стоял Питт Старший или его союзник герцог Ньюкасльский, охотно оставлявший в руках великого английского оратора руководительство внешней политикой.

Питт не отступал перед мыслью о займах для щедрой оплаты немецких союзников Англии в Семилетней войне и в частности Фридриха II. На упреки в том, что он слишком щедро распоряжается английскими деньгами для поддержки интересов союзников, будущий лорд Чатам отвечал буквально следующее: "Я завоевываю Канаду на полях Германии". Трудно было точнее передать действительное значение воинственной политики вигийского кабинета и той скрытой связи, какую Питт видел между поражением французов при Росбахе и упрочением англичан столько же на берегах Южного океана, сколько и по ту сторону Аллеганских гор Северной Америки. Ни Питт, разумеется, ни кто другой, не предвидел еще в это время, что исчезновение опасного для колонистов соперника в лице французов сделает менее необходимой вековую связь с метрополией, и что последствием присоединения Канады к английским владениям будет меньшая сговорчивость жителей колонии Массачусетской бухты или Виргинии и отказ нести налоги, на взимание которых не дано было согласия ни самими плательщиками, ни их уполномоченными.

И никто в это время не мог также предвидеть, что ближайшее царствование, Георга III, начавшееся через небольшой промежуток времени после окончательных побед английского оружия в Азии и Америке, будет ознаменовано попыткой вернуться к политике личного вмешательства короля во внутреннюю жизнь страны и в руководительство ее внешними сношениями. Никто не мог ожидать, что самый популярный из четырех Георгов, "король-патриот", пожелает овладеть парламентом путем создания в нем партии "королевских друзей", с помощью которых он будет подкапываться под власть им же призванных в состав кабинета вигийских вождей, что одной из задач монарха будет ссорить их между собою с целью проложить путь правительству, составленному из собственных его приверженцев, готовых в угоду ему подчинить свои взгляды руководительству лица, безответственного перед палатами.

А между тем все это стало действительностью в период времени от 1760 по 1783 год, когда, благодаря интригам так называемых "королевских друзей", действовавших по указаниям Георга III, Питт принужден был уступить место сперва королевскому любимцу Бьюту, а затем более сговорчивому, чем он, вигийскому вождю Гренвиллю. Бьют заключил, по желанию короля, Парижский мир в феврале 1763 г., жертвуя интересами даже не предупрежденного им заблаговременно союзника, Фридриха II Прусского, что в свою очередь заставило последнего отказать впоследствии в своей поддержке англичанам во время войны, вызванной отпадением американских колоний, в которую поспешили вмешаться французы. Что же касается до Гренвиля, то ему первому пришла в голову несчастная мысль перенести часть понесенных англичанами военных издержек на колонистов Нового Света, в форме штемпельного сбора, которым обложены были их юридические акты. Налог был вотирован английским парламентом, в котором не заседало ни одного представителя от Америки. Он сделался настолько непопулярным, что сменившее Гренвиля министерство Рокингема поспешило прекратить его сбор. Но, вызванный к жизни интригою "королевских друзей" против Гренвиля, кабинет Рокингема удержался во власти не более года. Его сменил новый - Графтона и Питта. Последний, в виду старости и болезни перешел вскоре в верхнюю палату, будучи возведен королем в звание лорда Чатама (август 1766 г.). Графтон же согласился, по настояниям Георга, возобновить попытку Гренвиля привлечь колонии к оплате части издержек английского бюджета, вопреки уже упрочившемуся в общем сознании правилу: "где нет представительства, там не может быть и обложения". В составе кабинета обязанности министра финансов нес Таунзенд. Им и предложен был "сбор с чая" и с трех других продуктов потребления. Недовольство, вызванное этими поборами, сказалось открытым мятежом в Бостоне.

При следующем затем во времени кабинете лорда Норта, главы "королевских друзей" и тори по убеждениям, продолжена была попытка насильственного обложения колоний. Она повела, как известно, к потоплению в Бостоне привезенного английскими судами чая. Этот акт насилия был сурово наказан: бостонский порт был закрыт, и у колонии Массачусетской бухты отобрана пожалованная ей старинная хартия. Французские добровольцы, по собственному почину, прибыли из Европы, чтобы сражаться за свободу Америки, а за ними и правительство Франции решилось оказать инсургентам помощь солдатами и деньгами. Отпадение 13 колоний, образовавших из себя конфедерацию по нидерландскому образцу, а вскоре затем новый тип "союзного государства", было конечным исходом несчастной политики, источник которой лежал в желании повернуть ход истории, ослабить влияние парламента и усилить роль короля в руководительстве внутренними делами государства и его внешними сношениями.

В конституционном отношении царствование Георга III останется памятным, как последняя попытка оживления королевской прерогативы. Ею создан тот прецедент, который не позволяет считать кого бы то ни было, помимо членов кабинета, авторитетными истолкователями монаршей воли. В области же колониальной политики царствование Георга III является конечным пределом в развитии той системы, согласно которой колонии управляются не королем в парламенте, а королем в совете. Отпадение Американских Штатов послужило уроком для будущего и подготовило систему автономных колониальных парламентов, подобных тем, какие ныне существуют в Канаде, Австралии и Южной Африке.

Оба указанных последствия наступили далеко не сразу. Георг III и в последующие годы своего царствования делал попытки непосредственно влиять на смену кабинетов с помощью партии "королевских друзей", пока глава ее, Норт, из желания вновь войти в состав правительства, не спросясь короля, вступил в соглашение с наиболее радикальными из вигов и образовал коалиционный кабинет с Фоксом и Портландом в числе министров. Георг III решился тогда на акт, совершенно не терпимый при парламентском образе правления. С его согласия лорд Темпль стал показывать в верхней палате текст собственноручного письма короля, в котором значилось, что всякий, кто подаст голос за предложенный правительством законопроект об устройстве Индии, текст которого составлен был Фоксом, не только перестанет считаться другом монарха, но, наоборот, будет признан им за врага (1783 г.). Когда билль был отклонен и кабинет вручил свои верительные грамоты королю, Георг III не отступил перед мыслью поставить во главе правительства молодого вига, уже состоявшего ранее министром в кабинете лорда Шельборна и который мог рассчитывать на поддержку одних сторонников последнего. Этим счастливым избранником был второй сын Питта Старшего, лорда Чатама. Не имея большинства в парламенте, он поспешил распустить его, рассчитывая на собственную популярность. Последняя же была завоевана им внесением в палату общин при прежнем кабинете законопроекта, направленного к отнятию у "гнилых местечек" права выбора депутатов. Освободившиеся в палате места должны были бы занять уполномоченные новых промышленных и торговых центров, которые до того не имели в парламенте представителей. Так как последствием такой реформы было бы ослабление системы официальных кандидатур, то большинство, следуя указаниям членов коалиционного кабинета, отклонило эту меру. Честь внесения ее осталась, однако, за сыном высоко ценимого и после его смерти государственного деятеля. Выборы показали, что общественное мнение было решительно на его стороне. Более 160 депутатов, поддерживавших коалиционное министерство Фокса и Норта, потеряли свои места, и для Вильяма Питта открылась возможность в течение ближайших 17 лет (начиная с марта 1784 г.) стоять во главе английского правительства. Некоторые из прежних его противников, в том числе Борк, со временем перешли на его сторону; большинство депутатов осталось ему верным и охотно поддерживало проводимые им меры. Последние же клонились к тому, чтобы с помощью "свободы торговли", идеями которой молодой государственный деятель проникся из чтения знаменитой книги Адама Смита и личного общения с противниками протекционизма, открыть для быстро развивающейся крупной промышленности Англии рынки всего мира. С этою целью Питт охотно скрепил своей подписью задуманный еще Шельборном торговый договор с Францией 1786 г., последствием которого было наводнение французских рынков продуктами английской промышленности, в особенности текстильной. Прежние пошлины были настолько понижены, что англичане в состоянии были продавать свои товары дешевле туземных. Отсутствие цеховых стеснений, распространение в английской промышленности машин и вызванное тем сокращение издержек по оплате рабочих позволили англичанам успешно конкурировать с французами в дешевизне производимых ими мануфактуратов. Один лишь подневольный труд вывозимых из Африки невольников мог поспорить с машинным в деле сокращения издержек предпринимателя. Немудрено поэтому, если опиравшийся на быстрый рост техники английский капитализм еще во второй половине XVIII столетия стал относиться весьма отрицательно к дальнейшему сохранению торга неграми. Питт Младший прислушивался к требованиям общественного мнения, на которое все сильнее и сильнее стала влиять проповедь "аболиционистов", с Уильберфорсом во главе, и взял на себя почин законов, направленных к упразднению торга неграми.

Он не прочь был также радикально изменить прежнюю политику Англии по отношению к тем из ее колоний, которые населены были выходцами из Европы. Своим биллем об устройстве Канады (1790 г.) он впервые ввел систему местных парламентов, в которых, по крайней мере, нижняя палата состоит из народных избранников, тогда как верхняя заключает в себе ставленников посылаемого из Англии губернатора или вице-короля.

Еще ранее Канады Ирландия - или, точнее, протестантское меньшинство в ней, известное под прозвищем "оранжистов" в виду преданности "принципам Вильгельма III Оранского", - добилась создания местного парламента (1782 г.). Этот парламент продержался целых восемнадцать лет, вызывая сильное недовольство в католическом большинстве населения, которому он отказывал не только в участии в выборах, но и в пользовании общегражданскими правами. Питт решился в этом вопросе стать открыто на сторону обездоленных. Ему католики обязаны упразднением многих направленных против них исключительных законов. Питт добился принятия парламентом мер, сделавших возможным для католиков службу в армии и занятие адвокатурой. Когда к концу его министерской карьеры Ирландия вовлечена была ходом событий и, в частности, войнами с революционной Францией в открытую борьбу ее бесправных католических подданных с завладевшими властью ирландскими протестантами, Питт стал решительно на сторону уравнения прав католиков. Не видя возможности добиться этого от дублинского парламента, исключительно составленного из протестантов, он высказался за отмену "гомруля". Годы потребовались для того, чтобы подкупом и возведением в графское достоинство добиться от членов мнимо-народного ирландского парламента мнимо "добровольного отказа" от его прав, и слияния Ирландии в законодательном отношении с двумя другими королевствами Великобритании. В вестминстерский парламент включены были сто депутатов от Ирландии и 32 лорда по выбору ирландской пэрии, т. е. всех аристократических родов острова (1800 г.). Питту оставалось после этого осуществить другую сторону своей программы - содействовать умиротворению края проведением 2акта об эмансипации" католиков. В этом смысле им был составлен и внесен законопроект в первую же сессию объединенного парламента всех трех королевств (весною 1801 г.). Но Георг III, дотоле охотно шедший на уступки с целью сохранить власть за своим любимцем, платившим ему полной преданностью, вдруг заупрямился и объявил, что считает уравнение католиков несогласным с текстом присяги, принесенной им при коронации. Так как Питт считал себя связанным обещанием, ранее данным ирландским католикам, то он признал долгом чести вручить свои полномочия королю. Таким образом, человек, семнадцать лет стоявший на охране "королевской прерогативы" и осуществлявший своей политикой соединение консервативных идей с демократическими реформами, человек, которому "торизм" обязан был своим возрождением и упрочением на долгие годы, должен был отказаться от дальнейшей деятельности из-за узкой косности и фанатизма защищаемого им монарха.

Питт Младший навсегда останется одной из наиболее выдающихся личностей в галерее талантливых государственных деятелей английского парламента последней четверти XVIII века. Но мы находим его не в лагере вигов, среди которых началась его деятельность, а на стороне их противников. Фокс, Шеридан интригуют против него, рассчитывают на наследника престола и на передачу ему регентства в виду умственного расстройства короля, как на средство вернуть власть в свои руки. Питт долгое время стоит одиноко среди людей, не только уступающих ему в таланте и знаниях, но и не вполне способных понять его программы вынуждаемых временем реформ, разумных уступок общественному мнению, под условием сохранения вековых устоев английской жизни, в частности всемогущества "короля в парламенте", т. е. короля, опирающегося на большинство лордов и общин. Только в конце его карьеры от вигов отделилась значительная группа, во главе с Борком, готовая поддерживать Питта и в его либеральных начинаниях в Ирландии, и в его открытой борьбе с французской революцией и ее проповедью "всемирной республики".

Благодаря политике Питта, Англии вышла из того унизительного положения, в какое она попала после поражений, нанесенных ей отпавшими от нее колониями и действовавшей с ними заодно Францией. По миру, заключенному в Версале в апреле 1783 г., Англия принуждена была вернуть Испании Минорку с Флоридою, а Франции - острова Св. Люции и Тобаго, да еще Сенегал. Национальный долг возрос до небывалой еще цифры в 200 миллионов фунтов стерлингов. А государственный кредит пал так низко, что так называемые "консоли", т. е. государственная рента, теряли при обмене на золото целых 40%. Питт справился со всеми этими финансовыми трудностями, разумеется, прежде всего потому, что руководительство им делами совпало с тем быстрым промышленным и торговым расцветом, который сказался в Англии во второй половине XVIII столетия, но подготовлен был десятками лет ранее, не только проведением каналов и шоссейных дорог, но и утилизацией каменного угля и пара, первого в железоделательной промышленности, при разработке рудников Йоркшира, второго по преимуществу в текстильной, особенно после изобретения механических прялок (дженни) Аркрайтом. Несомненно, однако, что политика Питта сделала много для того, чтобы содействовать естественному росту промышленности. Для этого первым условием было возможно долгое сохранение мира, и Питт обеспечил его Англии в течение целых десяти лет. Необходимо было также озаботиться приобретением новых рынков для сбыта английских мануфактурных изделий. Питт содействовал этому поощрением нового еще в то время в самой Англии фритредерства, а также проведением новых путей сообщения, заключением торговых договоров, на началах, близких к свободе обмена, с Португалией, Францией, Соединенными Штатами, наконец, принятием деятельных мер к увеличению заморских владений Англии и числа потребителей ее мануфактурных изделий.

В министерство Питта при Уоррен-Гестингсе и сменивших его в должности генерал-губернатора Индии Корнваллисе (1786-93) и Уэллесли (1793-98), старшем брате знаменитого герцога Уэллингтона, продолжалось расширение английских владений, и приступлено было к земельному и налоговому устройству Бенгалии. Это было дело лорда Корнваллиса, который допустил при проведении реформы ту непростительную ошибку, что признал финансовых агентов империи Великого Могола, сборщиков налогов, земиндаров, и откупщиков земельной подати - талукдаров, за собственников; обойденное им крестьянство (rayats) перестало в виду этого платить причитающиеся с него сборы и затруднило поступление в казну компании следуемых ей сумм.

Что касается до самого расширения английского владычества, то оно продолжало совершаться прежним путем не столько завоевания отдельных областей, сколько поддержки англичанами тех претендентов на звание наибов, которые готовы были признать их верховенство. При этом случалось, что английские администраторы не брезгали получением денег от своих клиентов и отдавали в их распоряжение отряды подчиненных им войск. Слух об этом проник в Англию благодаря доносу личного врага губернатора Уоррен-Гестингса. Виги решили воспользоваться этим доносом для того, чтобы свергнуть кабинет Питта. Фокс потребовал и добился обвинения Гестингса нижней палатой перед лордами, в том рассчете, что Питт станет стеною в защиту ост-индского генерал-губернатора; но глава кабинета не воспротивился открытию преследований, а палата лордов оправдала Гестингса.

Десятилетняя мирная политика английского кабинета, так много содействовавшая промышленному расцвету Англии и поднятию ее государственного кредита, с 1793 года уступила место бесконечным войнам с французской революцией. Революция на первых порах была встречена сочувственно в Англии, в такой же степени, как и в германских королевствах и княжествах, входивших в состав св. римской империи. Только с тех пор, как революционное правительство открыто выступило с призывом к проведению уравнительных и республиканских идей на протяжении всей Европы, указывая на то, что оно имеет многочисленных союзников если не в среде правительств, то в притесняемых ими народах, - Питт поддался охватившему его соотечественников воинственному настроению против якобинцев, врагов трона и алтаря, и отдался подготовке европейских коалиций против диктатуры Комитета общественного спасения и послушного ему конвента. Ближайшим основанием к открытию военных действий были, однако, и на этот раз меры, направленные французами против решительного преобладания англичан в международном торговом обмене. Когда Бельгия была завоевана Дюмурье, и французы решились создать из Антверпена одновременно военный и торговый порт, для чего объявлена была свобода плавания по Шельде, Питт увидел в этом серьезную опасность для господства Великобритании на рынках Европы и 8 февраля 1793 открыл военные действия, которым суждено было прекратиться только ко времени созыва Венского конгресса. Семь европейских коалиций устроены были за этот ряд лет Питтом против Франции. Англичане приняли непосредственное участие в войне под предводительством герцога Йоркского; но их тридцатитысячная армия, разумеется, не могла вступить в серьезное столкновение с полумиллионными ополчениями республики. Англии пришлось участвовать в вызываемых ею к жизни коалициях более деньгами, чем солдатами. Денег Питт не жалел. Немецкие отряды, действовавшие под начальством герцога Брауншвейгского и полководцев прусской армии, широко пользовались английским золотом. Одно время войска коалиции имели успех в своих действиях против неприятеля, но скоро победа перешла на сторону генералов республиканских армий, строго контролируемых в своих действиях комиссарами конвента. Ко времени упрочения во Франции правительства директории, Пруссия и Голландия отпали от коалиции: первая заключила сепаратный мир с Францией, вторая подчинена была ей силой оружия, и ее флот стал грозить Англии, действуя заодно с французским. Мир в Кампо-Формио, подписанный с Австрией Наполеоном Бонапартом, начальником посланной в Италию французской армии в 1797 г., отвлек от коалиции еще двух ее членов - Сардинию и Австрию. Павел I, одно время пославший Суворова в Италию для освобождения ее от французов, в последние месяцы своего царствования сделался горячим поклонником Наполеона, успевшего стать первым консулом. Разделяя его взгляды на необходимость противодействовать росту английской торговли на морях, русский царь образовал коалицию балтийских держав под именем "вооруженного нейтралитета". Эта коалиция лишила английские суда свободы плавания на восток от Зунда и Бельта.

Англия одно время была совершенно изолирована. Три флота, французский, испанский и голландский, в своей совокупности превосходившие английский численностью своих военных судов, стали не только грозить заморским владениям Великобритании, но и делали весьма вероятной успешную высадку войск неприятеля, как в Ирландии, так и в самой Англии. Ко всему этому прибавилась в апреле 1797 года забастовка служащих на судах северного флота, призванного англичанами защищать Ла-Манш. Питт сразу понял всю опасность положения. Он поспешил удовлетворить справедливые жалобы матросов на дурное содержание и плохое обращение с ними их прямых начальников и сумел направить удары английских эскадр почти одновременно и на голландскую флотилию, которая в октябре 1797 г. была почти истреблена адмиралом Дунканом в битве близ Кампердоуна, и на испанскую, которой Нельсон нанес тяжкий удар близ мыса Св. Винцента. Затеянная Гошем высадка в Ирландии на половину не удалась. Из десяти тысяч войск едва три тысячи под начальством Груши достигли намеченной им цели и вошли в бухту Бентри Бэй в южной Ирландии; чувствуя себя в недостаточном числе, они поспешили, не медля, вернуться в Брест. Попытка Наполеона Бонапарт сделать из Египта постоянную базу для военных действий против английских владений в Индии рушилась после истребления Нельсоном французских судов в устьях Нила и неудачной осады французами Акры, благодаря помощи, оказанной осажденным небольшим английским эскадроном, под начальством Сидни Смита. Недаром Наполеон в позднейшие годы своего царствования признавал Англию главной помехой в задуманном им возрождении "Восточной Империи" в своем лице. Интриги Наполеона в Индии, клонившиеся к тому, чтобы восстановить против англичан правителя Майсура Типпо-Саиба и побудить его к захвату Мадраса, вовремя открытые Уэллесли, заставили его взять штурмом столицу вассального магараджи, Серингапатам; при этом при занятии дворца убит был сам магараджа, опаснейший противник англичан в Индии, Типпо-Саиб. После его смерти в мае 1799 года само его царство было присоединено к владениям Ост-Индской компании.

И захваченная французами Мальта перешла в 1800 году в руки англичан, обещавших вернуть ее обратно в руки Иерусалимского ордена, но доселе не исполнивших своего обещания. Двадцатитысячный отряд (под предводительством английского генерала Аберкромби) год спустя высадился в Абукире, дважды разбил оставленный Наполеоном в Египте французский отряд под Александрией и принудил его к капитуляции в августе 1801 г. Разгром Нельсоном датского флота под Копенгагеном в апреле того же года положил конец "вооруженному нейтралитету" балтийских держав. Первой из коалиции с Россией и Швецией вышла Дания, а внезапная смерть Павла I, которого на престоле сменил противник союза с Францией, Александр I, положила конец всей затее.

Питт не был уже главою министерства, когда был заключен амьенский мир (в марте 1802 г.), по кот. голландцы принуждены были уступить Англии Цейлон, а испанцы - Тринидад, но англичане в свою очередь возвратили, французам одно время отобранные у них колонии, в том числе Пондишери; Наполеон же отказывался от всяких дальнейших притязаний на Египет, который снова возвращен был под владычество турецкого султана. Но мир в Амьене был только временным перерывом в той многолетней военной борьбе с Англией сперва республики, а затем империи, которая, как мы сейчас покажем, была вызвана сознанием невозможности широкого развития промышленности и торговли на континенте без нанесения серьезного удара английскому господству на море и на заморских рынках.

XVIII. Англия с эпохи Наполеоновских войн до воцарения королевы Виктории. Промышленная гегемония могла считаться более или менее достигнутой в тот момент, когда для Англии наступила величайшая из всех опасностей, дотоле ею пережитых. Если в эпоху революционных войн поддерживаемые ее деньгами континентальные ополчения не всегда выходили победителями из битвы, если для содержания наемных дружин Англии со времен Питта Младшего пришлось положить начало быстро возросшему государственному долгу, то никому еще в голову не приходило объединить весь континент Европы в грандиознейшую из всех стачек против покупки английских товаров с целью нанести смертельный удар промышленности Великобритании, выдержавшей победоносно всякую конкуренцию и завоевавшей себе международное владычество. "Континентальна я система" впервые сознательно поставила себе эту не легко достижимую задачу; она представилась уму Наполеона, как последнее и самое радикальное средство сломить врага, кредит которого ежечасно и, несмотря на все испытания, способен был вызвать из-под земли в различнейших частях света - одинаково и в Египте, и в Испании - организованные и неорганизованные полчища местного населения, оспаривавшие победу у французов. Прибавим к этому, что тот же кредит поддерживал в Англии существование флота, настолько многочисленного и совершенного, что при нем невозможно было для Франции сохранить отделенные от нее морем завоевания: Египет, Ионийские острова, Мальту, и с трудом удавалось французам, из-за того же великобританского флота, вести войну на отдаленных берегах Пиренейского полуострова, неся подчас такие поражения, как при Трафальгаре.

Чтобы уяснить себе цель и значение "континентальной системы", необходимо, хотя бы в самых общих чертах, ознакомиться и с результатами промышленного роста Англии, и с положением ее на международном рынке, и с ролью, какую Англия играла в войнах, направленных всею Европой к подавлению, как вне Франции, так и в самой Франции, того разлива революционных идей, которому временно предстояло изменить карту Европы и самые основы ее общественного и политического строя.

Промышленный подъем Англии вполне определился уже ко времени заключения ею торгового договора с Францией в 1786 г. на началах, близких к "свободе обмена". Подписанный за несколько лет до революции, этот договор вызвал промышленный кризис, на который жалуются составители наказов 1789 года. Франция впервые принуждена была испытать на себе все невыгодные последствия вековой регламентации ее промышленности, от которой одно время вознамерился избавить ее Тюрго упразднением цехов. Лишенные возможности быстро использовать многочисленные технические открытия и усовершенствования, неспособные, поэтому, достигнуть ни должного удешевления цены приготовляемых ими изделий, ни удовлетворить изменчивому вкусу покупателей, французские промышленники оказались не в состоянии выдержать конкуренцию выброшенного на французские рынки дешевого английского товара, - тем более, что последний приноравливался к демократическим течениям, которые проникли в нравы и привычки общества во второй половине XVIII века и требовали замены шелка и бархата, а также дорогих шерстяных материй более дешевыми тканями. Та же демократизация вкуса выступила и в сервировке стола, и в убранстве квартир; она дозволила замену дорогого фарфора и хрусталя более дешевым английским фаянсом и обыкновенным стеклом, а шелковых и шерстяных драпировок - ситцевыми. Можно составить себе некоторое понятие об этой перемене вкуса, шедшей навстречу быстро возросшему английскому вывозу, не выходя из Версаля: простым сопоставлением в отношении к убранству Трианона Людовика XIV с дворцом Людовика XVI и Марии Антуанетты или апартаментов Короля-Солнца с теми, в которых до своего вынужденного переселения в Париж прожила так трагически кончившая свою жизнь семья "восстановителя французской свободы". Чтобы лучше оттенить те выгодные для Англии последствия, к каким повела провозглашенная Адамом Смитом свобода труда, позволившая великобританской промышленности вытеснить своими товарами мануфактуры стран, подчинявшихся еще регламентации, мы приведем несколько характерных фактов и цифр. В битве под Эйлау и в течение всего похода в Россию в 1812 г. французская армия одета была в дешевые сукна, сотканные в Йоркшире, и обута в башмаки, изготовленные в Норсгэмптоне. В 1793 году внешняя торговля Великобритании, считая ввоз и вывоз, равнялась сумме 35.000.000 фунтов стерлингов, а восемь лет спустя, в 1801 г., она достигла уже 71.000.000 фунт. стерл.; в конце же Наполеоновского владычества, ко времени созыва Венского конгресса, т. е. после полного неуспеха "континентальной системы", английский ввоз и вывоз, вместе взятые, равнялись 90.000.000 фунт. стерл. (Бри, "Промышленная и экономическая история Англии", стр. 412 и 413).

Параллельно с этим ростом промышленности и торговли, Англия принуждена была сделать величайшие денежные пожертвования для усиления своего флота и оплаты союзников. В 1793 г. она могла выставить против французских морских сил только 133 фрегата; в 1801 г., накануне заключения мира в Амьене, число ее фрегатов было уже 277, а число линейных судов - 22. Английский флот быстро превысил французский втрое. Битва под Трафальгаром окончательно доказала морское превосходство Великобритании; но Англия не испугалась дальнейших затрат для сохранения этого преобладания: ежегодно 22.000.000 ф. ст. шли на содержание и увеличение флота. В 1814 г. Англия насчитывала уже 900 военных судов, ей принадлежавших или сданных ей во временное пользование, с личным составом в 147.000 человек. Сумма всех затрат, сделанных Англией на войну с Францией, равняется 831.446.449 ф. ст., что на русские деньги дает приблизительно 8¹/₃ миллиардов. Для покрытия колоссальных издержек Англии не только пришлось обратиться к обременению своих подданных налогами, но и производить ежегодно займы в 20-30 миллионов ф. стерл., так что к 1815 г. национальный долг, который к началу революционных войн с Францией, т. е. в 1793 г., равнялся всего 247.274.433 ф. ст., поднялся до 861.039.049 ф. ст.

Как, спрашивается, могла нация вынести такое чрезмерное напряжение своих финансовых средств и государственного кредита?

Ответ на это дает цветущее состояние английской промышленности, которое в свою очередь вызвано было, прежде всего, ее оборудованием усовершенствованными в техническом отношении машинами. Простого сопоставления в этом отношении Англии и Франции к эпохе открытия революционных войн достаточно, чтобы вынести весьма определенное представление на этот счет. В своем недавнем сочинении о рабочем классе во Франции в годы, следовавшие за переворотом 1789 г., Тарле приводит в сокращении доклад одного из последних инспекторов промышленности; он относится к 1790 году и касается исключительно текстильного производства. Из этого отчета видно, что стародавняя прялка распространена была еще во всех частях королевства. "Дженни", впервые привезенные из Англии в 1771 г., можно было найти только в некоторых провинциях да еще в Париже (900 штук); но это было "дженни" старого образца, способное привести в движение от 24 до 48 веретен, тогда как в Англии усовершенствованные "дженни" приводили в движение 80 и более веретен. Машины Аркрайта проникли во Францию впервые в 1783 г., а семь лет спустя имелось в стране не более 8 таких машин. Английские же "мюль-дженни" впервые появились только в этом году. Когда английский механик Пикфорд исполнил сделанный ему правительством заказ, инспектор мануфактур довел до сведения министра торговли герцога Лианкура, что в Англии усовершенствованных "дженни" имеется 20.970, машин Аркрайта - 143, а мюль-дженни - 550 (см. Тарле, "Рабочий класс во Франции в эпоху революции", т. II, стр. 148-151). Немудрено, если в таких условиях не одни бумагопрядильни Нормандии и Пикардии не были в состоянии выдержать конкуренции английских, но что с ними заодно пришло в упадок и французское сукноделие. Этот упадок был тем неизбежнее, что Англия обладала и более совершенным и дешевым, чем Франция, сырым материалом. Ее заморские колонии ставили ей в громадном количестве хлопок, а ее пастбища, обильные травою, благодаря частым дождям, поставляли шерсть тонкорунных овец по цене несравненно более низкой, чем во Франции. Понятны после этого жалобы французских избирателей в генеральные штаты на совершенное разорение текстильного производства с того времени, как вступил в силу торговый договор 1786 г., внезапно и чрезмерно понизивший пошлину на английский товар; понятно, если в числе обычных требований наказов было расторжение этого договора. Земледельческая Франция с ее только что нарождающейся крупной промышленностью столкнулась впервые с капиталистической Англией и не выдержала напора ее усовершенствованной техники, ее капитала и кредита.

Годы революции, очевидно, не могли сделаться эпохой внезапного подъема французской промышленности. Этому препятствовала уже самая дороговизна металлической монеты, обесценение ассигнаций и отсутствие кредита. Наоборот, эти годы дали возможность Англии овладеть морским обменом Франции, Испании, Голландии и захватить в свои руки всю каботажную торговлю. Изгнание французов из Египта и занятие этой страны англичанами в 1801 г., успешное морское сражение под Копенгагеном, которым Нельсон сломил союз северных держав, в том числе России, с Наполеоном; наконец, внезапная кончина Павла и восшествие на престол враждебного Наполеону имп. Александра I заставили первого консула заключить с англичанами мир в Амьене, который позволил им удержать в своих руках и принадлежавший Испании о. Тринидад, и дотоле входивший в состав голландских колоний Цейлон, наконец, Мальту, занятую ими в 1798 г., которую, вопреки данному обещанию, они забыли вернуть рыцарям Иоаннитского ордена. Насколько Англия воспользовалась приостановкой в развитии континентальной и в особенности французской промышленности и торговли в годы революции, показывает увеличение ее вывоза с 1793 г. почти на 10.000.000 ф. ст. (в 1793 г. вывезено английских товаров на сумму 14.700.000 фунт. стерл., а в 1801 г. - на 24.400.000 ф. ст.). Одновременно, несмотря на широкое развитие каперства, число английских торговых судов возросло с 16.000 до 18.000.

Военное занятие Индии еще в 1799 г. сделало большой шаг вперед, благодаря завладению Майсуром, султан которого Типпо-Саиб считался надежным союзником Наполеона. В ближайшие годы лорд Уэллесли, правивший Индией от имени Ост-Индской компании, продолжил завоевание внутренней части страны успешной войною с конфедерацией магараттских раджей; война кончилась не только овладением Дэли и всей областью, занятой магараттами, но также Ориссою и Северо-Западными провинциями. Хотя несогласия с руководителями Ост-Индской компании и заставили лорда Уэллесли, действительного творца английской империи в Индии, покинуть свой пост, но его преемники, лорд Корнваллис и лорд Минто, продолжили начатое им дело, и ко времени созыва Венского конгресса не только обеспечили английское владычество в Индии и в восточных морях, но и отняли у Наполеона остров Бурбон и Иль де Франс в 1809 году. Правда, Англия принуждена была вернуть часть захваченного, передать Египет Турции, а Голландии - Яву, Кюрасао и Суринам, одно время отнятые у нее удачной экспедицией, направленной из Индии; но зато она удержала не только Иль де Франс, Мальту и Ионические острова, но и занимаемый прежде голландцами мыс Доброй Надежды. На расстоянии немногих лет английская Ост-Индская компания присоединила еще к своим владениям Непал и Раджпутану, так что к 1818 году вся Индия, если не говорить о горных долинах Кашемира, оказалась во власти англичан. Я обхожу многие другие факты, обеспечившие Англии господство на рынках Азии; несколько забегая вперед, я укажу конечный исход грозного выступления против торговой гегемонии Великобритании с ее колониями, какое представляли затеянная Наполеоном в 1803 г. военная высадка в Англии, а затем, когда последняя оказалась неосуществимой, направленный против ее промышленности и обмена грандиозный бойкот, известный под именем "континентальной системы".

Поводом к разрыву с Англией было желание последней удержать за собою Мальту, мыс Доброй Надежды, отнятый у голландцев, Пондишери и другие французские владения. Чтобы сохранить их за собою, Англия решилась увеличить свои военные силы; Наполеон увидел в этом намерение нарушить договор в Амьене и приступил к подготовлению морского похода во всех французских портах и, в частности, в новом арсенале в Антверпене.

В мае месяце 1803 г. английский посол покинул Париж, и вскоре затем была объявлена Франции война. Она сопровождалась актами настоящего варварства: все путешествовавшие не только во Франции, но и в зависящих от нее частях Италии английские туристы и коммерсанты были задержаны вместе с их имуществом; число их было не менее 10.000. Они были освобождены из заточения не ранее падения Наполеона в 1814 г. Один из новейших историков Англии, Оман, отмечает различие Наполеоновских войн с Англией с теми, которые вело с ней революционное правительство. Французские республиканцы объявили войну монархическим принципам Англии; задачей же Наполеона было разрушить морское и торговое владычество Великобритании.

Занятие Египта в 1798 г. было направлено против индийских владений Англии; мир, заключенный в Амьене, был нарушен с целью сперва открытого нашествия на Англию, а затем для образования лиги континентальных держав и бойкота английских товаров. Все войны Наполеона с Австрией, Пруссией и Россией в значительной степени рассчитаны были на то, чтобы нанести косвенный удар Англии, которой устраивались и оплачивались все союзы, направленные против Франции. Выигрыш сражения под Фридландом или Ваграмом был равносилен для императора возможности присоединить новую державу к враждебной Англии торговой политике. Конечной же целью Наполеона было сломить Англию; все прочие эпизоды войны были только средствами к этому, средствами необходимыми, так как всех континентальных союзников Англии надо было предварительно подчинить себе, прежде чем сразиться с нею (Оман, "Англия в XIX столетии", стр. 15).

Исполнение первого плана потребовало сосредоточения 120.000 войска в Булони на берегу Па-де-Кале. Доки и арсеналы принуждены были работать на всех парах для снаряжения флота более численного, чем английский. Наполеон надеялся воспользоваться туманом или неблагоприятным направлением ветра для английского флота, чтобы сделать высадку на английский берег, и полагал, что для этого ему будет достаточно 48-ми часов. Император рассчитывал при этом на суда не только Голландии, но и Испании. Ее король Карл IV, получив французское требование на этот счет, решил отделаться деньгами и предложил Наполеону значительную сумму; но секрет был разоблачен; английский кабинет Аддингтона распорядился захватом испанских фрегатов, возвращавшихся из Америки с грузом золота (окт. 1804 г.), после чего Испании осталось только объявить войну Англии, и открыто присоединиться к Наполеону; это необыкновенно расширило район военных действий. Адмиралу Вильнёву с флотом, собранным в Тулоне, предстояло обойти берега Пиренейского полуострова и, после соединения с испанскими судами, чрез Гибралтар выйти в открытый океан. Ему приказано было обмануть неприятеля, делая вид, что он намеревается напасть на вест-индские владения Англии. Наполеон рассчитывал, что Нельсон, которому поручено было наблюдать за движением французского флота, отправится в погоню за Вильнёвом; последнему же дана была инструкция по достижении Караибского моря круто повернуть по направлению к Бресту, порт которого был блокирован английскими судами. Численное превосходство и на этот раз было бы на стороне французов; рассеяв английскую эскадру, они в состоянии были бы сделать высадку на английский берег. При выполнении этого плана все на первых порах пошло удачно: Нельсон долгое время тщетно искал французов, пока не узнал об их движении по направлению к Вест-Индии; но командовавший французским флотом Вильнёв в исполнение данного ему Наполеоном приказа, внезапно повернул в сторону мыса Финистеррэ. В Бискайском заливе Вильнёв встретился с английской эскадрой под начальством адмирала Кальдера и потерпел поражение; вместо того, чтобы идти в Брест, как было у словлено с императором, он принужден был заняться приведением своего флота в порядок в Ферроле; а между тем Нельсон, не нашедши неприятеля в Вест-индском архипелаге, вернулся в Европу. Император решился отказаться от своего намерения сделать высадку на английский берег; в сражении при Трафальгаре (21 окт. 1805 г.), у берегов Португалии, французский флот понес жестокое поражение, но Англия потеряла Нельсона, погибшего в этой битве.

Когда пали, таким образом, надежды французов на возможность довести успешно до конца предприятие, однохарактерное с тем, которое веками ранее задумал Филипп II, посылая в Англию свою Армаду, - Наполеон, чтобы сразить сильнейшего из своих врагов и обеспечить дальнейшее развитие французской торговли и промышленности, решил прибегнуть к иному, еще более грандиозному способу борьбы - к "континентальной системе". В сущности, этот план его был еще менее осуществим, так как, за невозможностью устроить блокаду английских портов и помешать выходу из них товаров, пришлось бы блокировать порты всего мира, чтобы сделать невозможным ввоз тех же товаров на континент Европы. Но такая блокада, разумеется, была немыслима; Наполеон рассчитывал обойтись без нее, отбирая у отдельных правителей вынужденное обещание признавать английские товары контрабандой. Если мы спросим себя о причинах, побудивших Наполеона пойти на довольно выгодные для России условия мира в Тильзите после блестяще выигранного им сражения под Фридландом, то весьма вероятной будет та догадка, что для него всего важнее было заручиться обещанием русского императора поддержать его попытку изгнать английские товары с европейских рынков. "Континентальная система" была создана декретами, подписанными Наполеоном в Берлине в 1806 году; они устанавливали, что английские острова состоят под блокадой для всей Европы. Торговать с ними было запрещено всем подданным Франции и тех вассальных государств Наполеоновской империи, которые так размножились после удачных походов французов в Австрию и Пруссию, сражений под Аустерлицем и Йеною и образования из Ганновера, Гессена и отнятых у Пруссии прирейнских провинций Вестфальского королевства, поставленного под власть младшего брата Наполеона, Жерома, и герцогства Варшавского, образованного из тех частей бывшей Речи Посполитой, которые находились в зависимости от германских государств. Мало этого, и союзники Империи, как Пруссия, Голландия, Испания и итальянские князья, должны были дать свое согласие на исполнение этих декретов. Самого русского царя Александра I Наполеон убедил в необходимости присоединиться к "континентальной системе", так что вне этой международной блокады, направленной против английских товаров и всяких вообще товаров, доставляемых на английских судах, остались только Швеция, Турция, Португалия, острова Сицилия и Сардиния. Наполеон намерен был сократить этот список и потому начал войну с Португалией; она кончилась взятием Лиссабона генералом Жюно, признанием дома Браганцев утерявшим право на престол и включением Португалии в то королевство, которое вскоре образовано было в Испании для брата Наполеона, Иосифа, двумя годами ранее уже ставшего правителем Неаполя.

На Берлинские декреты Англия ответила указами, изданными при участии ее Тайного совета и помеченными 1807 годом; они объявляли, что берега Франции и ее союзников отныне будут считаться англичанами, состоящими под блокадой. Военным судам соответственно было предписано останавливать все корабли, входившие в эти порты, даже те, которые принадлежали нейтральным государствам, и считать их призами: исключение допускалось только для тех судов, которые прежде, чем войти в континентальную гавань, заходили в какой-нибудь английский порт. На это Наполеон ответил новыми декретами, помеченными Миланом (17 декабря 1807 г.); в них значилось, что всякое судно, зашедшее в британский порт, будет считаться законным призом, всякий же английский товар, найденный где бы то ни было на континенте, должен быть конфискован и сожжен. Если бы эти постановления были буквально приведены в исполнение, то всякая торговля на море необходимо прекратилась бы. Но непосредственно задетыми признали себя мало заинтересованные в исходе борьбы между Наполеоном и Англией Американские Соединенные Штаты, и недовольство постановлениями, делавшими для них невозможным торговый оборот с Европой, побудило их к объявлению войны Англии (июнь 1812 г.); война эта кончилась вместе с падением "континентальной системы". Для Англии проведенная Наполеоном блокада стала вопросом дальнейшего удержания того первенства, какое завоевано было ею как в промышленности, так и в торговле; все ее выступления, - в форме ли поддержания деньгами коалиций против Наполеонова владычества, или прямого заступничества со своими войсками за Испанию и ее туземное правительство, - не имеют в основании другого источника, помимо желания прорвать блокаду. Но не столько успехи англичан при Трафальгаре и их громадные затраты на помощь союзникам, вызвавшие необходимость увеличения государственного долга, помешали наступлению задуманного Наполеоном уничтожения английских мануфактур и обмена, - сколько невозможность фактически провести блокаду всех европейских портов для английского вывоза. Можно сказать, что "континентальная система" оказалась несостоятельной по тем же причинам, по которым несколько веков ранее испанцам и португальцам в эпоху их соединения под властью одной династии не удалось помешать другим державам Европы, подобно им желавшим торговать заморскими товарами, - и прежде всего, голландцам, а затем и англичанам, - вывозить эти товары, как из Ост-Индии, так и из Вест-Индии. Оберегать таможенным кордоном берега всей Европы оказалось и на этот раз немыслимым. Наполеон все время вправе был жаловаться на то, что и в Германии и во Франции, и в Испании контрабанда процветает: с Гельголанда, захваченного ранее англичанами, как и с островов Ла-Манша, с Гибралтара, как и с Сицилии, по ночам отплывали корабли, чтобы выгрузить контрабандный английский товар в наперед условленных местах. Так как риск был значителен, то товар возрастал в цене: немцы, испанцы, итальянцы в равной степени могли жаловаться на то, что кофе и сахар обходятся им необыкновенно дорого; и те же жалобы стали раздаваться и в России на расстоянии немногих лет со времени заключения Тильзитского договора. Россия ранее получала значительную часть предметов роскоши и колониальный товар из Англии; она не могла, поэтому, обнаружить желательного рвения в исполнении тяжких требований "континентальной системы". Кончилось дело тем, что русское правительство отказалось, в конце концов, от практического проведения в жизнь "континентальной системы"; а это и послужило одним из поводов к начатию Наполеоном знаменитой кампании 12-го года, сделавшейся исходным моментом его гибели. Нужно ли прибавлять, что английское золото и английские войска участвовали в той коалиции, которая помешала Наполеону после счастливого перехода им Березины, на обратном пути из России, сохранить в нераздельности разноплеменные части своей империи и привела его сперва к почетному изгнанию на о. Эльбу, а затем, после новой попытки восстановить империю - на этот раз на либеральных началах, - к заточению на о. св. Елены, вслед за поражением под Ватерлоо. Когда собрался Венский конгресс, Англия получила на нем территориальные компенсации, сравнительно меньшие, чем другие участники освободительной войны против "тирана Европы": Мальту, Гельголанд, Ионические острова, о. св. Маврикия на Индийском океане и голландскую колонию на мысе Доброй Надежды. Но она могла бы обойтись и вовсе без компенсации, так как за время войн с Наполеоном ей удалось захватить монополию торговли на морях, в виду того, что прежние ее конкуренты, напр., Голландия, не говоря уже о Франции, принуждены были прекратить всякий обмен товаров морскими путями с тех пор, как на блокаду своих товаров Англия отвечала такою же мерой по отношению к товарам всех европейских держав.

Несомненно, Англии пришлось пережить тяжелое время и даже пойти одно время (1797) на замену металлической монеты бумажными деньгами; но она не только избежала банкротства - даже при возрастании ее государственного долга до девятисот миллионов фунтов стерлингов, - но и обеспечила себе, путем увеличения численности своих торговых судов, возможность наводнять рынки произведениями своих мануфактур, не в ущерб качеству все более и более дешевевшими, благодаря усовершенствованиям техники.

Но машинное производство необходимо сокращало нужду в рабочей силе, а, следовательно, и понижало размер заработной платы. Последствием явилось то, что от всего этого процветания мануфактур и вывозной торговли всего менее выиграли народные массы. Заработная плата пала настолько, что оказалась стоящей ниже минимума средств к существованию. Жизненные припасы, наоборот, не обнаруживали никакого тяготения к удешевлению, так как земледельческое производство было защищено от континентальной конкуренции высоким таможенным тарифом. Торийское министерство, руководившее неизменно судьбами страны в течение 23-х лет, - т. е. во все время революционных войн и войн с Наполеоном, - поддерживало интересы крупных земельных собственников и отказывало неимущим классам в дешевом хлебе, так как оно все время препятствовало ввозу его из-за границы если не запретительным, то протекционным тарифом. Чтобы дать возможность рабочему классу продолжать свое существование без эмиграции и предупредить неизбежное потрясение существующего порядка голодными, пришлось расширить систему общественного призрения. Закон 1795 г. уже сделал шаг в этом направлении, допустив, рядом с помощью трудом в стенах рабочего дома, помощь вне рабочего дома путем денежных пособий. Таким образом, налог, взимаемые в пользу нищих, послужил средством пополнить рабочим тот недостаток, какой они терпели от низкого уровня заработной платы и высоких цен на продукты первой необходимости.

Никогда в истории, ни раньше, ни после - если не говорить об эксплуатации рабского труда в древности - положение производительных классов в области обрабатывающей промышленности не являлось более безотрадным. При отсутствии всякого фабричного законодательства, сколько-нибудь ограждающего женщин и детей, эксплуатация предпринимателями людей труда, без различия пола и возраста, производилась вполне открыто. Обогащение шло быстро, а обеднение не встречало препятствий в законе. Покровительство земледелию совпало с системой невмешательства правительства в отношения предпринимателей и рабочих и преследовало заодно с ним общую цель возрастания земельной ренты и процентов на капитал. Недобор рабочего, обусловленный крайне низкой заработной платой, покрывался всем населением, так как налог в пользу нищих падал не на одних земельных собственников и капиталистов, а на всех приписанных к приходу. Порясь с наступившим ухудшением своего положения, рабочие начали с разрушения машин, в которых видели своего ближайшего врага; но нетрудно было убедиться, что порча машин не устранит безработицы и нужды. Радикалы старались доказать, что настоящий источник бедствий лежит в той поддержке, какую узкая и себялюбивая политика владетельных классов встречает со стороны стоящих во главе правительства тори. Народ принял на веру то, что в его среде пропагандировалось радикалами, и, думая, что обстоятельства изменятся к лучшему, когда виги займут место тори, сделался сторонником избирательной реформы. Благодаря этому стало возможным отнятие у захудалых городов и местечек, вполне зависимых от земельных аристократов, права посылать в парламент депутатов и передача их голосов, не представленным вовсе или слабо представленным центрам шерстяного и железного производства, а также мировой заокеанической торговли. Понижение избирательного ценза - одинаково в графствах и городах, - допущение к избирательным урнам не одних собственников, но также наследственных оброчных владельцев (copyholder) и долгосрочных фермеров, должно было в глазах защитников реформы служить той же цели - ослаблению так называемого "земельного интереса" (landed-interest). В защите его тори все более и более видели свой "raison d'etre", тогда как виги, наоборот, являлись по преимуществу сторонниками представительства движимой собственности, промышленного и торгового капитала и стремились убедить массы, что, в силу якобы неоспоримой гармонии интересов капитала и труда, защитники первого необходимо обеспечивают и подъем материального благополучия рабочих классов. Не все, конечно, были в равной мере проникнуты такой точкой зрения; но социализм едва зарождался в Англии в учении Роберта Оуэна, как во Франции - в доктрине Сен Симона; оба его родоначальника одинаково были чужды проповеди классовой борьбы и международного единения пролетариата.

Сказанным объясняется, почему неимущие классы оказались на стороне буржуазии в ее борьбе с земельной аристократией, пошли заодно с вигами против тори. Последние косно цеплялись за покровительство туземному земледелию с помощью протекционного тарифа; они не хотели слышать о необходимости произвести избирательную реформу, предсказывая, что последствием ее будет обращение Англии чуть не в республику и, быть может, упразднение самого понятия "собственности". Чтобы отвлечь внимание от волновавшего общество вопроса о понижении ценза и о новом распределении депутатских мест между населением, они не прочь были, скрепя сердце, пойти даже на другую реформу, давно требуемую, если не всем населением, то Ирландией, реформу, осуществление которой обещано было в момент объединения ее с Англией самым выдающимся и наименее косным тори, тогдашним главою кабинета, Питтом Младшим. Этим объясняется, почему герой Ватерлоо, Уэллингтон, поставленный Вильгельмом IV во главе нового торийского министерства, решился провести в 1829 году акт об эмансипации католиков. Он понял, хотя и поздно, что обещания надо исполнять, и что ирландский лидер и депутат О'Коннель имеет твердую почву под ногами, когда требует для своих соплеменников равенства перед законом и тех же прав гражданского состояния, какие признаваемы были не только за членами англиканской церкви, но и за раскольниками - диссентерами. Уэллингтону удалось склонить в пользу такой реформы и долгое время противившихся такому уравнению в правах католиков с протестантами членов верхней палаты; этим он предупредил возможность широкого развития начавшегося среди ирландцев брожения в пользу нового отделения от Англии, так называемого "repeal of the union". Недовольство, вызванное Уэллингтоном в среде тори энергичным выступлением в пользу эмансипации католиков, разрешилось к выгоде вигов. Так как их важнейшие вожди, с Фоксом во главе, проведшим на правах министра великую реформу упразднения торга неграми (в марте 1807 г.), в это время уже сошли со сцены истории, то пришлось вверить судьбы Англии лорду Грею, человеку, еще не испытанному в роли главы кабинета, но в течение ряда лет с большой умеренностью и талантом руководившему оппозицией. Эта роль выпала ему в удел с тех пор, как Гренвиль удалился от дел, а Шеридан последовал в могилу за Фоксом (1816 г.).

Ряд более или менее фантастических заговоров и массовых волнений (в Манчестерском бунте 1819 г. приняло участие до 30.000 человек) должны были убедить всякого в том, что не было более возможности подавить движение в пользу избирательной реформы одним усилением наказания против нарушителей общественного порядка и издателей так называемых "мятежных памфлетов" (seditious libels), под которые подводимы были и статьи в периодической печати, - все возможное в этом направлении было уже испробовано в 1819 г. министерством тори Ливерпуля, Аддингтона и Касльре (Castlereagh) и оказалось несостоятельным. Два года спустя Аддингтон покинул министерство, а Касльре, под влиянием внезапного умопомешательства, перерезал себе горло. Не удовлетворила общество и реформа, предпринятая торийским министерством лорда Ливерпуля (Liverpool), в состав которого вошли такие выдающиеся люди, как дипломат Каннинг (Canning) и экономист Гескиссон (Huskisson). А, между тем, эти реформы касались весьма важных задач: они смягчили многие нормы сурового устаревшего уголовного кодекса, делая для присяжных ненужным отрицать очевидную наличность преступления, чтобы тем избежать наложения судьями чрезмерной кары.

Подчиняясь влиянию искреннего сторонника учения Адама Смита, Гескиссона, правительство соглашалось на пересмотр Навигационного акта Кромвеля и на понижение пошлин на сырье. Тому же Гескиссону суждено было провести и другую важную меру - произвести конверсию государственного долга и понизить платимый государством процент с 5 до 3¹/₂. Каннинг в свою очередь отказался от политики невмешательства Касльре в деятельность держав, входивших в состав Священного Союза, энергично выступил в защиту греков и убедил Францию и Россию принять участие в совместных действиях с английским флотом, закончившихся истреблением турецкой эскадры под Наварином (27 окт. 1827 г.). Но даже удачное решение главами торийского кабинета вопросов внутренней и внешней политики не избавляло его от необходимости или самому поднять вопрос о понижении избирательного ценза и новом распределении депутатских мест, или передать власть в руки вигов. В это время между тори еще не было людей, подобных Дизраэли, готовых на те своевременные уступки общественному мнению, при которых консерваторам не грозит опасность справедливо прослыть за реакционеров. Питт, будь он в живых, дал бы, вероятно, иное, боле решительное, направление торийской политике в вопросе о реформе парламента; сам он высказался в 1785 году, как мы видели, за отнятие голоса у гнилых местечек, и если новый избирательный закон впоследствии не был внесен им снова в палату общин, то только в виду французской революции, которая, как ему казалось, могла переброситься и по другую сторону Ла-Манша.

Когда, отвергнутый в первый раз в 1831 г. в самой палате общин, проект избирательной реформы лорда Джона Росселя (John Russel) после новых выборов прошел в нижней палате и остановлен был на своем дальнейшем пути несговорчивостью палаты лордов, король Вильгельм IV сделал попытку заменить вигийский кабинет Грея кабинетом герцога Уэллингтона, но последнему не удалось образовать правительство, после чего Грей принял на себя полномочия, заручившись предварительно обещанием короля, что, при дальнейшем противодействии, он увеличит число пэров настолько, чтобы обеспечить прохождение чрез верхнюю палату реформы Росселя. Одной этой угрозы было достаточно, и предводитель тори Уэллингтон, чтобы положить конец брожению грозившему перейти в революцию, перед началом голосования во главе 100 членов верхней палаты покинул заседание и дал, таким образом, возможность вигам значительным числом голосов вотировать акт, вызвавший радикальнейшую перемену в государственном строе Англии (4 июня 1832 г.). Ее нельзя передать словами "расширение избирательного права", - она означает нечто несравненно большее и притом в двух направлениях: ею положен конец средневековому, в сущности, началу представительства не жителей, а таких корпоративных единиц, как графство и парламентский город, призываемых к посылке равного числа уполномоченных, независимо от количества населения. Реформа 1832 г. является новшеством и в том смысле, что разрывает с другим средневековым воззрением, вызванным к жизни господством феодальной системы, а именно тем, что представительство должно быть построено исключительно на основе недвижимой собственности; что движимое имущество и капиталы, выражаясь языком Кромвеля и Аэртона, "не являются постоянным интересом государства, и что владельцы их пребывают в нем, только пользуясь гостеприимством земельных собственников". Билль о реформе отправлялся, наоборот, от мысли призвать к политической деятельности все зажиточные классы - получают ли они свой доход в форме ренты или предпринимательской прибыли и процентов на капитал; чего он не желал - это представительства лиц, живущих собственным трудом.

И в этом отношении можно сказать, что он нимало не оправдал надежд рабочих классов, одинаково сельских и городских, а потому должен был вызвать с их стороны и, действительно, вызвал новую агитацию в пользу расширения избирательного права. Но эта агитация увенчалась успехом не сразу и не в полной мере: чартистам еще придется выставить на своем знамени неосуществившееся доселе требование всеобщего избирательного права.

Через 35 лет, по почину радикального тори, Дизраэли, и из страха, что виги свяжут со своим именем назревшую реформу, торийским министерством будет внесено и проведено через обе палаты новое понижение избирательного ценза; пройдет еще 17 лет, и в 1884 и 1885 гг. вигам удастся добиться распределения депутатских мест по новому плану и уравнения в отношении к избирательному цензу сельского населения с городским. Обе реформы дадут только частичное удовлетворение требованиям рабочих, оставят нерешенным вопрос о представительстве женщин, как и о пропорциональном представительстве, и, разумеется, не обратят Англию в страну всеобщего права голосования. Но прежде, чем говорить о последующем развитии избирательной системы, познакомим читателя с самым содержанием закона 1832-го года. Он позаботился, прежде всего, о том, чтобы установить начало хотя бы относительной пропорциональности числа депутатов числу населения. Изменение направления мировой торговли - перемещение центра ее, с открытием путей в Индию и Америку, с Немецкого моря на Атлантический океан - повело к падению городов на восточном берегу Англии и к процветанию их на западном берегу. Ряд других городов возник и получил необычайное развитие в связи с расцветом каменноугольной промышленности. Некоторые из них, как, например, Манчестер, еще во времена Питта Младшего считались простыми местечками; к 1832 году население в них, однако, настолько возросло, что парламент не счел себя вправе оставить их долее без представительства в палате общин.

Законом 1832 года были, прежде всего, лишены права посылки депутатов 56 гнилых местечек, каждое с населением не свыше двух тысяч; этим путем освобождалось 112 депутатских мест. Затем у 32 городов, население которых не превышало четырех тысяч, было отнято право посылать двух депутатов: им было предоставлено избирать лишь по одному представителю. Таким образом, впервые было нарушено то средневековое правило, по которому каждый город и каждое графство посылали по два депутата, независимо от их населенности. Освободившиеся 144 места были распределены между графствами и городами; 42 города, ранее не посылавшие представителей в палату общин, получили это право: 22 города (Манчестер, Бирмингем, Лидс и др.) призваны были выбирать по два депутата, 20 городов - по одному. Оставшиеся места были распределены между графствами.

Вместе с переменой в распределении депутатских мест между графствами и городами, был расширен и круг избирателей. До 1832 года в графствах избирательными правами пользовались только лица, получавшие с собственной свободной земли не менее 40 шиллингов чистого годового дохода. Таким образом, ни наследственные арендаторы (копигольдеры), ни фермеры, безразлично - арендовали ли они землю на продолжительный или на короткий срок, участия в выборах графств не имели. Что касается до городов, то в большинстве из них избирательными правами пользовались одни лица, входившие в состав гильдий, или даже только представители последних, заседавшие в городском совете. Лишь в некоторых городах к участию в выборах привлекались также так называемые householders, т. е. лица, снявшие дом у собственника на 99 лет. Дело в том, что во многих английских городах и по настоящий день можно встретить целые улицы, принадлежащие отдельным аристократическим семействам; последние сдают свои дома в аренду на 99 лет. Эти "домодержатели" (householders) и пользуются избирательными правами; но лица, снимающие у них квартиру, избирательных прав не получили.

Реформа 1832 года, оставляя в силе закон 1429 года, который для права участия в выборах требовал получения 40 шиллингов (20 руб.) чистого дохода с недвижимой собственности, вводит ряд новых избирателей. Избирательными правами наделяются копигольдеры, платящие не менее 5 фунт. ст. (50 руб.) аренды в год, долгосрочные фермеры на срок более 60 лет, уплачивающие ту же сумму аренды, и арендаторы на срок от 20 до 60 лет, вносящие 50 фунтов (500 руб.) годовой аренды. Таким образом, и в XIX веке к избирательным урнам допускаются, прежде всего, лица, имеющие "постоянный интерес" в государстве, как выражались еще в XVII столетии Кромвель и Аэртон; соответственно этому, и был понижен ценз для копигольдеров и арендаторов. Они, очевидно, были признаны имеющими "постоянный интерес" в государстве уже в силу своей наследственной или многолетней связи с землей. При том по-прежнему оставлены без избирательных прав все арендаторы, снимающие землю менее, чем на 20 лет. Что же касается до городов, то в них избирательное право было предоставлено всякому, снимающему дом и уплачивающему аренды не менее 10 фунтов стерлингов (100 руб.) в год.

Реформа 1832 года не открыла, следовательно, доступа к избирательным урнам широким массам населения. Немудрено поэтому, что тотчас же после ее проведения открывается агитация в пользу дальнейшей демократизации избирательного права.

Реформа 1832 г. является отправным пунктом для целого цикла законодательных мер, давно требуемых общественным мнением. Дайси (Dicey) высказывает ту мысль, что общественное мнение этого времени в свою очередь складывалось под влиянием проповеди Бентама, - проповеди утилитаризма. "В 1825 г.", - говорит он, - "англичане уже пришли к убеждению, что учреждения страны нуждаются в глубокой перемене, но виги-реформаторы, как и тори, относились с недоверием к теории естественных прав и избегали якобинских принципов... Тот, кто своими учениями мог руководить Англией на пути реформ, не должен быль говорить ни о естественном договоре, ни о естественных правах, ни о свободе, ни о равенстве, ни о братстве. Бентам и его ученики вполне удовлетворяли этим требованиям; они презирали и осмеивали всякие туманные общие положения, сентиментализм и риторику, они не имели веры в общественный договор" (см. Dicey, "Law and opinion in England". Лекция 6, стр. 170).

Теория, объявлявшая, что задачей законодателя должно быть обеспечение выгод большинства, и таким образом возможно большего счастья для возможно большего числа людей, которая, в то же время, считала неоспоримым труизмом, что благодетельными реформы могут быть только в том случае, когда они имеют в виду расширение индивидуальной свободы на счет государственного вмешательства, так как индивид - лучший судья того, что может составить его счастье, что поэтому первой заботой законодателя должно быть устранение всех ограничений, тяготеющих над частным почином, если эти ограничения не нужны для обеспечения свободы всех, - очевидно, не шла вразрез с течениями, господствовавшими в это время не в одной Англии, и корень которых лежит, несомненно, в желании покончить как с феодальной, так и с правительственною опекой. Я полагаю, что Дайси несколько преувеличивает значение Бентама и недостаточно оттеняет ту мысль, что его учение само было отражением ранее его укоренившихся доктрин, вызванных борьбою с феодализмом, цеховой организацией ремесел и полицейским государством; против них направлены были удары и великой "Энциклопедии" Дидро, и Даламбера, и физиократов, особенно Тюрго, Дюпон-де-Немура, Кондорсэ, и школы Адама Смита, и, наконец, той самой революционной метафизики, с которой Бентам полемизировал в юности для того, чтобы в позднейшие годы в значительной степени проникнуться ее принципом - равенства всех перед законом, судом и налогом^*).

^* (Этот перелом в направлении Бентама не указан Дайси и как нельзя лучше изображен Галеви во второй части его трехтомного сочинения "Об образовании философского радикализма".)

Дайси перечисляет ряд людей, игравших значительную роль в английской политике 40-х и 50-х гг., которые, как индивидуалисты, - по тому самому, думает он - были и последователями Бентама; они группировались вокруг популярного в то время журнала "Эдинбургского Обозрения".

В числе политических деятелей, поддерживавших его, мы находим О'Коннеля и Роберта Пиля. Одно упоминание рядом этих двух имен способно породить сомнение в том, чтобы деятельность обоих определялась равным пристрастием к Бентаму. Первый, как известно, был ревностным католиком и стоял за отделение Ирландии от Англии; второй же был не менее стойким англиканцем и унионистом. Общей у них была приверженность к демократии; но сам Дайси доказывает, что, если большинство последователей Бентама были демократы-либералы, то в их среде можно было встретить и тори, сторонников сохранения аристократических пережитков. Если что объединяло их, сближая в то же время с Бентамом, так это одинаковая вражда к идее государственного вмешательства.

Нельзя сказать, однако, что в английском обществе 40-х и 50-х гг. не было никаких сторонников социализма. Проповедь Роберта Оуэна и сочинение Томсона, направленные к тому, чтобы обеспечить рабочему полный продукт его труда, не прошли бесследно, и, если в Англии идея классовой борьбы еще не пользовалась популярностью, то другая идея - возвращения к земле массы населения и ее национализации - признавалась как нельзя лучше многими деятелями чартизма. "Стоя на почве Оуэна и его последователей", - говорит проф. А. Н. Миклашевский, - "чартисты выставляли девизом: "back to the land", т. е. назад к земле; нечего заботиться о развитии промышленности путем оживления торговли, - необходимо, чтобы страна производила все сама для себя; она должна создать счастливое соединение земледелия с промышленностью в виде мелких производительных ассоциаций. Один из вождей позднейшего по времени чартизма, О'Бриен (O'Brien), стоял за национализацию земли; он требовал, чтобы она поделена была на участки, пригодные для ведения хозяйства; в определенный срок года эти участки следует сдавать в аренду с публичных торгов; каждый вправе получить земли столько, сколько он может обработать; арендная плата идет на выкуп земли у собственников в течение 30 лет, после чего земля Англии становится достоянием всего народа" (см. Миклашевский, "История политической экономии", стр. 354). В отличие от тех, кто, подобно Кобдену, полагал, что уничтожение протекционизма устранить пауперизм, сторонники государственного вмешательства в отношения народа к земле считали, наоборот, что протекционизм, как система покровительства национальному труду, повышает заработную плату.

Нам необходимо было, хотя бы и бегло, коснуться тех противоположных течений, какие существовали в английском обществе в первое десятилетие, следовавшее за избирательной реформой 1832 года, чтобы объяснить и дальнейший рост законодательства, и ту оценку, какую новые реформы, более или менее проникнутые тем же духом, что и закон 1832 года, встретили в английском обществе.

Наибольшее значение из всех последующих реформ имел закон 1834 года, которым реформирована была система общественного призрения. Я сказал уже, что, отступая от тех начал, какие были проведены законодательством Елизаветы, законы конца XVIII века - в частности так называемый акт Гильберта (Gilbert-act) - усилили помощь, оказываемую бедным вне стен рабочего дома путем раздачи денежных пособий. Акт Гильберта остановился на мысли о необходимости соразмерять эти пособия с численностью семейства и, таким образом, косвенно содействовал размножению населения. Вильям Питт сочувственно относился к акту Гильберта именно по этой причине. "Помощь неимущим от прихода", - говорил он, "должна возрастать пропорционально числу детей, так, чтобы значительное число их считалось благодеянием, а не проклятием. Те, кто увеличивает число жителей страны, вправе рассчитывать на ее поддержку в случае нужды". Это, очевидно, те же соображения, какие побуждали Наполеона I выдавать премии семьям, в которых число детей было не менее 12-ти.

В 30-х годах прошлого века стали смотреть на денежные пособия нуждающимся с совершенно иной точки зрения. Было признано, что последствием их является возмещение рабочим того недобора, какой производила в их бюджетах недостаточная заработная плата. Земельные собственники, фермеры, фабриканты и заводчики переносят, таким образом, на плечи всего населения то, что составляет их прямую обязанность, а заработная плата ниже уровня средств существования позволяет им получать повышенный доход от сельского хозяйства, промышленности и торговли. Издержки, какие народ несет вследствие таких порядков, выразились повышением суммы налога, идущего на общественное призрение, с 2.500.000 фунт. ст. в 1795 г. до 5.400.000 в 1815 г. и до 7.000.000 в год проведения избирательной реформы 1832 г. Находили поэтому необходимым всячески стеснить раздачу милостыни деньгами и вернуться к системе трудовой помощи бедным; при этом, однако, не отказывались от другой стороны акта Гильберта - от поощрения им соединения нескольких приходов в одну унию, чтобы на общие издержки строить и содержать рабочий дом; то, что по этому акту считалось факультативным, должно было отныне стать обязательным. Необходимым признавалось также создать центральное бюро для управления общественной благотворительностью (Poor - Law Board). От этого бюро и должны были исходить впредь распоряжения о соединении нескольких приходов в одну унию. Приходы были лишены права противиться постановлениям, принятым бюро на этот счет; от комиссаров, его составлявших, зависело разделить одно графство на несколько таких уний. В сельских местностях от 20-ти до 30-ти приходов соединялись вместе для образования унии. В городских районах нередко одна муниципия с ее многочисленными округами составляет одну унию. В настоящее время Англия представляет собою 647 таких уний. Каждый из приходов, входящих в состав унии, избирает одного из своих или нескольких членов, смотря по населению, в бюро унии. Членами этого бюро считаются также в силу их должности мировые судьи, редко, однако, в нем присутствующие. Функции бюро весьма широки и ограничены только правом центрального бюро требовать точного выполнения издаваемых им общих предписаний, заключающих в себе регулирование частностей и разрешение спорных вопросов по управлению бедными. Чрез две недели после предъявления этих общих предписаний министру внутренних дел и парламенту, они получают обязательную для всех силу. Зато в течение этих двух недель монарх, через посредство Тайного совета, может лишить их силы и значения. Заинтересованной стороне в этом случае предоставляется, однако, доказывать пред судами законность изданного бюро общего предписания. Каждый совет попечителей - board of guardians - пользуется правами корпорации и, как таковая, может искать и отвечать в судах, приобретать и отчуждать собственность. К ним обращаются с просьбою об общественном призрении, и они решают как вопрос об оказании помощи, так и то, в каком виде эта помощь должна быть предоставлена. Развитие должности попечителей имело своим естественным последствием умаление значения прежних надзирателей за бедными до роли простых исполнителей чужих предписаний. Имея в лице помощников на жаловании, или так называемых - assistants overseers, деятельных исполнителей всего, что будет приказано им сверху, надзиратели за бедными почти повсюду перешли в разряд почетных, лично ничего не предпринимающих, должностных лиц. - Самый вопрос о порядке призрения бедных в Англии не входит в нашу задачу, и мы ограничимся, поэтому, лишь замечанием, что закон 1834 г. сократил до minimum'a систему призрения бедных вне стен рабочего дома и, наоборот, расширил систему оказания помощи в рабочих домах. Соединяя с задачами простого призрения заботы о воспитании детей пауперов, он предписал устройство с этою целью особых школ при рабочих домах для обучения детей призреваемых. Опыт соединения воедино нескольких приходов, сделанный, прежде всего, в сфере управления бедными, оказался настолько удачным, что, по примеру закона 1834 г., целый ряд специальных законов счел возможным предписать такое же соединение приходов в дистрикты в интересах, как дорожного управления, так и принятых на себя государством в течение XIX столетия забот о народном здравии, наконец, забот о производстве общеполезных сооружений - водопроводов, стоков для нечистот, кладбищ и т. п. Укажу для примера, что законом 1836 г. предписано соединение нескольких приходов в дорожные дистрикты для проведения на общие средства новых дорог и поддержания старых, причем деятельное управление дорогами возложено на комиссии из лиц, избранных отдельными приходами; во главе каждой комиссии стоит оплачиваемый приходами дистриктный надзиратель за дорогами. Из факультативного, каким соединение приходов в дорожные дистрикты было в 1836 г., оно становится обязательным, начиная с 1862 и 1864 г. Мировым судьям в четвертных сессиях предоставлено деление графства на дорожные дистрикты. Обязанности прежних приходских надзирателей за дорогами переходят на дистриктные бюро, за которыми, как и за бюро попечителей, признается характер корпораций, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Издержки по дорожному управлению покрываются дистриктным фондом, в составлении которого участвуют отдельные приходы, сообразно среднему размеру их издержек на дороги. Весь персонал чиновников на жаловании, необходимый для приведения в исполнение постановлений дистриктного бюро, назначается не кем иным, как членами последнего.

Нельзя думать, что закон 1834 г., как пишет, напр., Оман в своей "Истории Англии в XIX столетии", был приветствуем всеми одинаково, как счастливейшее решение вопроса о безработных и нищих; рядом с людьми, которые довольны были финансовыми последствиями этого закона, выразившимися уменьшением суммы налогов в пользу нищих с 7.000.000 в 1832 г. до 4.700.000 в 1836 г., выступили другие (Anti-Poor-Law Association), выражавшие недовольство рабочих масс приуготовленными для них, как они выражались, новыми тюрьмами, к типу которых подошли многие из вновь воздвигнутых рабочих домов так же, как и ранее существовавшие. Особенно определенно эта точка зрения выступает в той петиции, какую чартисты представили английскому парламенту 14 июня 1839 г. Нельзя также сказать, чтобы Кобден и его единомышленники видели что-либо желательное в распространении системы рабочих домов. Фокс, напр., высказывал надежды, что с заменой протекционизма свободной торговлей исчезнут и рабочие дома - как за разрушением замков баронов канул в вечность феодализм.

Новый закон об общественном призрении вступил в силу, как мы видели, в 1836 году. Тремя годами ранее, в 1833 году, проведен был чрез парламент по инициативе консерваторов, но при поддержке либерального министерства, закон, которым рабочий день на текстильных фабриках для детей от 9 до 13 лет ограничен был 8 часами, а продолжительность недельного труда подростков от 13 до 18 лет - 69 часами. Это был первый фактически применявшийся закон, в защиту детей и подростков от эксплуатации их фабрикантами. Ему предшествовал закон 1824 г., легализовавший самозащиту труда: он отменил те стеснения, какими были обставлены всякие стачки рабочих и образование ими рабочих союзов, подводимое ранее под понятие "преступных соглашений" (conspiracy). Очевидно, что точка зрения законодателя изменилась: в 1800 г. он, по-видимому, был под впечатлением того отрицательного отношения к рабочим союзам, как и вообще к профессиональным союзам, которое наглядно выступает, напр., у Адама Смита и Тюрго, - так и в том факте, что декларация прав не включает их в число неотъемлемых вольностей. Индивидуализм Бентама и его школы, как и всякий, вообще, индивидуализм, держится на этот счет совсем другого мнения: он поощряет свободу союзов, как одно из проявлений свободы договоров, а поэтому может отнестись только отрицательно - и, действительно, отнесся так - к законам, запрещавшим ассоциации рабочих или устройство ими стачек.

Таковы были скромные начинания в сфере рабочего законодательства; лишь через ряд лет, в период 1842-1846 г. министерством Пиля, главным образом по инициативе лорда Шефтсбери, проведены были акты, запретившие работу детей до десятилетнего возраста и женщин в копях (1842), ограничившие в текстильной промышленности 6¹/₂ часами в день труд детей от 8 до 13 лет, понизив, однако, при этом минимальный возраст, при котором допускались работы, с 9 до 8 лет (1844). Пилевские законы попутно подняли вопрос о женском труде на фабриках, перерабатывающих волокнистые вещества: как и труд подростков, он был ограничен 10 часами (1847).

Что эти законы не удовлетворили рабочих, показывают факты. Еще в 1839 г. в первой петиции, поданной чартистами и собравшей 1.200.000 подписей, значится: "труд рабочего не может быть лишен необходимого вознаграждения; законы, благодаря которым пища так дорога, а деньги так скудны, должны быть отменены; налоги должны падать на собственность, а не на труд; благо большинства, как единственная законная цель, должно быть главной задачей правительства; в качестве же предварительной и необходимой меры, как для этих, так и для других перемен, - в качестве единственного средства, с помощью которого интересы народа могут быть действительно, и ограждены и обеспечены - мы требуем поручить охрану интересов народа самому народу... Мы несем на себе обязанности свободных граждан - мы должны иметь права свободных граждан. Поэтому мы требуем всеобщего избирательного права!"

Таким образом, руководители рабочего движения полагали в это время, что политическая реформа, передача в руки народа права выбирать и быть выбранным есть не только лучшее, но и единственное средство изменения существующего порядка в направлении, благоприятном интересам большинства трудящихся. Но ни тори, ни виги не желали сделать никаких уступок в этом смысле, а лорд Грей открыто высказывал ту мысль, что избирательная реформа кажется ему завершенной мероприятиями, принятыми в 1832 году. В свою очередь рабочие, как видно, между прочим, из речи, произнесенной на громадном митинге в Манчестере, в сент. 1838 г., Стеффенсом, обусловливали возможность всякого благоприятного для них социального законодательства дальнейшей политической реформой. "Чартизм", - говорил пламенный оратор, - "не политический вопрос; это проблема ножа и вилки... Получить хартию, обеспечивающую всеобщую подачу голосов, означает право каждого человека в этой стране иметь хорошее жилище, хорошую одежду, сытный обед, хорошую заработную плату и необременительный рабочий день".

Буржуазия, в это время руководившая делами Англии, готова была жертвовать ради гуманности интересами землевладельческого сословия, но она решительно отказывалась перенести с помощью нового расширения избирательного ценза политическую власть в руки народа. Вот почему в 1834 году проведена была ею в министерство Грея отмена рабства в колониях с тем, однако, ограничением, что отпущенные на свободу должны в течение трех лет оставаться на плантациях на положении учеников. Это ограничение, однако, не помешало разорению плантаторов. Негры работать перестали; свободных рабочих не оказалось, пришлось ввозить китайских и индусских кули, чтобы заменить негров, не желавших производить работ по уходу за сахарным тростником.

Обозреваемые годы памятны в летописях английского законодательства также тем, что в это время впервые Англия признала народное образование - по крайней мере, до некоторой степени - обязательной задачей правительства; ранее оно оставалось всецело на попечении частных лиц и ассоциаций. Насколько дело идет о высшем и среднем, в особенности же церковном образовании - о подготовке будущих служителей алтаря, - частная инициатива сделала в Англии не мало, как до, так и после упразднения монастырей. Стоит только окинуть взором ряд просторных колледжей Оксфорда, Кембриджа и Итона, из которых многие восходят к средним векам, а другие - к временам Тюдоров и Стюартов, чтобы вынести представление о стремлении богатых и сановных людей связывать свое имя с просветительными учреждениями. Но для народной школы сделано было сравнительно мало. До 1833 года правительство не затрачивало никаких денег на приходские школы. Они содержались на средства частных обществ, как "Общество распространения христианского образования", "Британское школьное общество" и "Национальное общество распространения образования среди бедных". "Национальное общество" в течение периода от 1808 по 1817 год основало более тысячи воскресных школ, первые зачатки которых относятся еще к 1785 г., и даровых училищ, устроенных по ланкастерской системе. Дело народного образования, хотя и медленно, но все же подвигалось в Англии и в первую половину столетия. В 1833 г. парламент впервые ассигновал скромную сумму в двадцать тысяч фунтов на постройку народных училищ, предоставив эти деньги в виде субсидии в распоряжение Британского и Национального обществ. Шесть лет спустя (1839) установлен был и правительственный контроль за народными школами. Королевским приказом, помимо участия парламента, открыт был при Тайном совете особый комитет народного образования, из пяти членов по выбору монарха. Ему поручено на первых порах одно наблюдение за употреблением сумм, ассигнуемых парламентом в пособие училищам. Современный порядок управления школьным делом восходит не далее 1870 года, времени проведения через парламент знаменитого Форстеровского билля о начальном образовании. Приведение в исполнение отдельных статей его возлагается как на комитет народного образования при Тайном совете, так и на местные бюро, так называемые school boards, для установления которых графства делятся на дистрикты и в каждом дистрикте выбираются известные комиссары, которые в своей совокупности, действуя как бюро, пользуются всеми правами корпораций. Законом 1870 г. за родителями признана обязанность посылать детей в школу. Местным органам предписывается уведомлять центральное управление о том, отвечает ли число школ числу лиц, имеющих получить в них образование; комитету же при Тайном совете, в случае недостатка в школах, предписывается принять меры к учреждению таких школ в нуждающихся в них местностях. Начальною школою признается всякая школа, в которой чтение, письмо и арифметика составляют главный предмет преподавания, и в которой плата не превышает девяти пенсов в неделю. Местные бюро по народному образованию вправе издавать местные регламенты с целью заставить родителей посылать детей в школы. В случае их нарушения, они вправе обращаться к мировым судьям с ходатайством об издании последними приказа, вынуждающего родителей к посылке их детей; невыполнение такого приказа дает право к принудительному помещению ребенка в закрытую индустриальную школу. Школьное бюро должно заботиться о приобретении школьных пособий, согласно указаниям, данным ему на этот счет комитетом Тайного совета. Средства на покрытие издержек получаются из следующих четырех источников: 1) из платежей, производимых детьми, посещающими школу, 2) из парламентских пособий на постройку новых школ и ремонт старых, 3) из займов, делаемых школьными бюро с разрешения комитета Тайного совета, и 4) из особого сбора, взимаемого в дополнение к налогу на бедных и известного под названием школьного сбора. Три четверти издержек народного образования покрываются этим последним путем. Все счеты представляются школьным бюро на проверку центрального бюро местного управления.

К числу реформ демократического характера, восполнивших избирательную реформу 1832 года и позволивших городам посылать впредь в английский парламент не ставленников короля и аристократии, а собственных выборных, необходимо отнести и городскую реформу 1835 года. В течении XV и, в особенности, XVI в., как мы видели, городам выдаются королями особые жалованные грамоты, нередко покупаемые ими дорогою ценою. В этих грамотах за городом признается право быть корпорацией и на правах корпорации, т. е. юридического лица, покупать и продавать принадлежащую ему собственность, искать и отвечать в судах, производить займы и, рядом с этим, избирать собственных своих администраторов; замечательно при этом то, что эти права предоставляются не всему городскому гражданству, а членам господствующих гильдий, где так называемой торговой гильдии (Gilda mercatoria), а где и ремесленным цехам. В слабо населенных городах, в городах, так сказать, захудалых, вследствие перехода торговой и промышленной деятельности в другие центры на севере и западе страны, сосредоточение политической власти в руках гильдейской братии повело в XVII и XVIII столетиях к тому практическому результату, что политически полноправных граждан стали считать не более, как десятками, а это обстоятельство сделало возможным широкое воздействие на городское самоуправление как правительства, часто обращавшегося к системе официальных кандидатур, так и аристократии, не брезгавшей системой подкупов. Если принять во внимание, что города, без отношения к числу жителей, в силу одного факта, призыва их некогда в парламент специальными письмами королей (writs of summons), имели право каждый посылать двух депутатов в законодательное собрание страны, то нетрудно будет понять причину, по которой последнее нередко на половину было составлено из клиентов аристократии и правительства. Городская реформа 1835 года положила конец, такому ненормальному порядку вещей, заменяя те олигархические основы, на которых он был построен, более широкими демократическими. Политические права, и в частности право избрания городских властей, признаны были за всеми домохозяевами, которые владеют подлежащим местному обложению имуществом и имеют в пределах города, по крайней мере, двухгодичное пребывание. Все эти лица одинаково призываются к выбору городских советников. Кандидаты в последние в разных городах должны удовлетворять различным требованиям имущественного ценза. Состав общего городского совета, или так называемого common council, возобновляется ежегодно по третям. Члены городского совета выбирают из своей среды ольдерменов сроком на шесть лет. Каждые три года половина ольдерменов оставляет свою должность, не ранее, однако, как после выбора всем советом преемников выходящим ольдерменам. Наряду с ольдерменами общий городской совет выбирает мэра, или голову, сроком на один год, а также секретаря, городского казначея и других чиновников. В городском совете сосредоточивается заведование городским хозяйством, полицией безопасности и благосостояния. Судебные функции вполне отделены от административных в том смысле, что в каждом городе для решения маловажных процессов назначается особый, оплачиваемый городом, судья, известный под названием "recorder"^*). Все издержки по городской администрации покрываются частью доходами с городской собственности, частью городским налогом, так называемым borough rate.

^* (Он собственно и постановляет приговор в совете ольдерменов, все еще удерживающем номинально судебную юрисдикцию четвертных сессий мировых судей.)

Этот длинный ряд преобразований завершается для Англии дозволением в 1836 г., несмотря на противодействие духовенства, гражданского брака с вытекающими отсюда юридическими последствиями для брачующихся. Такой закон вполне отвечал принципу свободы договоров, сторонником которого был Бентам и его ученики. Закон этот восполнен был в 1857 г. разрешением расторгать брак, как всякий другой договор, путем развода. Общественные привычки и поддерживаемые ими убеждения и предрассудки не исчезают, однако, сразу под влиянием законодательства; немудрено поэтому, если брачные узы продолжали соблюдаться в Англии с тою же строгостью, что и прежде, - пожалуй, даже в большей степени, чем в XVIII столетии, когда, при законодательных запретах, дух времени более снисходительно относился к нарушению супружеской верности и к практике свободной любви.

Ирландии этот период проведения вигийским правительством реформ принес отмену церковной десятины, до того уплачивавшейся и католическим ее населением, составляющим в ней значительное большинство. Принятие этой меры вызвало недовольство в умеренных членах кабинета, и Грей вышел в отставку. Он был заменен Мельборном (Melbourne), который также через 4 месяца отказался от роли премьера. Тогда король Вильгельм IV, не сочувствовавший всему этому походу против раз установившихся порядков, неожиданно призвал к себе Уэллингтона и поручил ему образование торийского кабинета, но герцог счел нужным указать королю, что при том преобладании палаты общин, которое обеспечено избирательной реформой 1832 г., премьером лучше сделать кого-либо из ее членов. Король обратился поэтому к Роберту Пилю, но этот последний остался лишь несколько месяцев во главе кабинета, так как новые выборы дали перевес либералам. Мы только потому отметили эти факты, что в них, как указывает Мей, надо видеть последний случай, когда король позволил себе пойти наперекор ясно определившемуся большинству в палате общин, требовавшему создания вигийского кабинета.

В 1837 г. умер король Вильгельм IV, и на престол взошла его племянница, молодая принцесса Александрина Виктория, дочь его брата, герцога Кентского. Так как в Ганновере закон не допускал перехода престола к женщине, то последовало, после 133 лет, протекших со времени призыва ганноверских королей на престол Англии, отделение от нее Ганновера - событие, которое все историки Великобритании приветствуют, как счастливое обстоятельство, которое освободило, наконец, английских монархов от личных и династических интересов на континенте.