I. Исходные моменты

С какого времени вести историю Великобритании? Если отождествлять ее с историей Англии, то пришлось бы подняться до той эпохи, когда Англия заселена была племенами неизвестного происхождения и нередко обозначаемыми прозвищем силлуров; в новейших руководствах по английской истории о них говорится, как о смуглом племени, не знавшем употребления металлов и выделывавшем оружие только из полированных камней и костей. Они находились на самом низком уровне дикости, не знали возделывания почвы, жили охотой и рыбной ловлей; обиталищем служили им пещеры, ранее занятые медведем и волком, или грубо сложенные хижины. Все эти данные добыты археологией, но ценности для истории англ. народа они лишены, потому что не освещают дальнейшего хода его развития. Дикарей сменили, не уничтожив вполне, кельты; за кельтами явились римляне; за римлянами - германцы в лице саксов.

В 449 г. два полководца из племени ютов, живших к сев. от саксонцев, впервые появились на берегах Темзы, призванные, по преданию, его кельтич. правителем для отпора теснившим его с сев. пиктам и скоттам; они не согласились принять условленную плату за оказанную им услугу и постепенно завоевали Кент. Один из двух полководцев был убит, другой сделался первым германск. правителем на острове. Ближайшие завоеватели, предводимые Элла (Aella), уже были саксами и положили в 477 г. начало королевству южных саксов; от них одно из графств Англии доселе носит название "Сессекса". Один за другим, благодаря новым нашествиям, повторявшимся с промежутками в двадцать и более лет, возникли саксонские королевства Вессекс, Эссекс, пока родственное саксам и жившее между ними и ютами на севере племя, имен. "англами", не положило начала к северу от Эссекса т. наз. "Восточной Англии" (East England), совпадающей ныне с графствами Норфолком и Сёффолком. В течение VI в. совершилось дальнейшее завоевание англами и саксами восточных берегов острова, на кот. возникли к сев. от р. Гумбера новые королевства: Мерсия, Дейра, Берниция. Около 570 г., после 120 лет упорной борьбы, англы и саксы заняли прибл. половину острова. Их поселения не коснулись западного моря, на котор. продолжала держаться кельтич. народность, т. наз. бритты (см.), с королевствами Кумбрия (Cumbria) на сев., Гвинэд (Gwynedd) на месте тепер. Сев. Уэльса (Wales) и Дамнония (Damnonia) на месте тепер. Дэвоншира и Корнваллиса. С 577 г. герман. племена проникают постепенно и в эту западную часть Англии, благодаря удачным сражениям под Дёргемом (Deorham) и Честером (Chester). Завоевание обыкновенно сопровождалось разделом земель между дружинниками, при чем правитель удерживал значительную часть площади для королев. доменов. Каждый из членов дружины становился так. образ. главою целого округа, занятого зависимыми от него людьми, членами его семьи, слугами и рабами. В вост. части страны кельтич. население сохранилось в слабой степени, но того же нельзя сказать о внутренности острова или о запад. областях его. Кельты нигде не были достаточно многочисленны для того, чтобы в Англии могло повториться то же, что в Испании или Франции, где туземное население взяло верх над готами и франками, что, разумеется, прежде всего отразилось на языке - в победе роман. речи над германской.

Сказать, что все предшествующие судьбы Англии до эпохи установления в ней англо-саксонского владычества не имели никакого значения для будущих судеб народа, было бы, разумеется, неверно. В общественном укладе - особенно на его низах - в течение не только столетий, но и тысячелетий, удерживается немало пережитков отдаленнейшего прошлого; английский фольклор в свою очередь сохранил такие следы; уцелели, вероятно, и в ранней культуре англичан черты кельтич. и в меньшей степени римского прошлого. Раскрытие всех этих, употребляя выражение С. А. Муромцева, "скрытых фактов" не лишено, разумеется, значения для археологии, этнографии и этнологии, но изменить сложившееся уже представление об общем ходе развития англ. народа все установленные этими науками данные едва ли будут в состоянии. Новейшие исследователи, отступая от примера Фримана, Стёбса, Грина, Поллока и Метленда, более других сделавших для раскрытия судеб анг. обществ., правовой и конституц. истории, углубляются в эти исходные моменты англ. жизни. Вслед за Райтом и Эльтоном, Сибом и П. Г. Виноградов не прочь проникнуть в тайны кельтич. и римской Англии и задаться такими вопросами: в какой мере кельтическая племенная организация - напр., кельтические порядки землевладения - наложила свою печать на средневековое поместье в Англии, как далеко пошла ее романизация и какое влияние римские порядки могли оказать на общественный уклад позднейшего по времени англо-саксонского общества. Несмотря на глубокий интерес, связанный со всеми этими вопросами, мы не можем вводить в наше изложение передачу в общем еще спорных и гипотетических теорий, мало изменяющих пока установленную доктрину роста английских учреждений в непрерываемой цепи от англо-саксонских времен до наших дней. Отметим, однако, некоторые любопытные выводы, добытые исследованиями недавнего времени, - исследованиями, в которых нашему соотечественнику П. Г. Виноградову пришлось играть далеко не последнюю роль. Наибольшей оригинальностью отличаются труды Сибома, которому в последней своей книге о племенном обычае, выступающем в англо-саксон. праве, удалось, как мне кажется, вполне доказать, что родовой быт лежит в основе столько же кельтических, сколько и германских народностей, взаимодействие которых с романской культурой, завещанной нам древностью, положило начало гражданственности Новой Европы. Идя по его пути и проверяя его выводы, проф. П. Г. Виноградов приходить к следующему заключению: "Древнейшей социальной организацией на бриттской почве, о которой мы можем себе составить более или менее определенное понятие, есть организация кельтская; ей предшествовала другая, более ранняя, но о которой мы имеем весьма скудные сведения". Даже при исследовании кельтской эпохи приходится в значительной степени основываться на догадках и предположениях, хотя наши сведения и не ограничиваются одними полулегендарными свидетельствами, но опираются на знакомство с более поздним по времени кельтическим правом Ирландии и Уэльса и в меньшей степени - с правом шотландского народа от X, XI и XII стол. Эти умозаключения от последующего к предыдущему, разумеется, весьма опасны и спорны, вот почему они, на наш взгляд, не выходят из области гипотез. С этой оговоркой, для нас не безразлично, разумеется, то обстоятельство, что еще в кельтическую эпоху можно было встретить в Англии, рядом с хуторами (tyddyn), и деревни (trev), жители которых расселялись группами по родам и большим семьям, уподобляемым источниками "ложам". Народ жил главн. образ. скотоводством, охотой, рыболовством и пчеловодством; земледелие носило еще переложный характер, - система т. наз. переменной запашки земли (Runrig), по словам Виноградова, была, по-видимому, широко распространена; земля не переходила в вечное владение к определенным собственникам, а оставалась общей собственностью племенной общины; она передавалась отдельным, составляющим общину хозяйствам, согласно установленным правилам, при чем пахотные участки назначались по жребию. "Уэльские законы - продолжает П. Г. Виноградов, передавая выводы Сибома - обнаруживают еще коммунистические приемы распределения, а именно: участки поля развёрстывались между отдельными членами сообщества, образованная для совместного владения пахотью и лугом, при чем каждый получал в свое пользование полосу соответственно степени его участия в общем предприятии, - так, один за то, что он добыл средства для приобретения плуга, другой за то, что он управляет плугом, третий за то, что погоняет быков, четвертый, пятый, шестой, седьмой и т. д. - за поставку быков. В более позднюю эпоху эти союзы для совместной пахоты рассматриваются как свободно-договорные ассоциации. Но не может быть сомнения, что первоначально они были порождены той тесной связью, которая, благодаря общему жилищу и совместной работе, возникала между членами больших хозяйств, о которых мы говорили выше. Люди, жившие в одной племенной усадьбе, соединенные в одну племенную деревню (trev), или хотя бы сообща владевшие землею, как члены одной и той же племенной скотоводческой общины, имели, конечно, наибольшие шансы для совместной обработки земли, тем более, что эта обработка, в противоположность нашим современным представлениям о сельскохозяйственной технике, требовала скорее сотрудничества, чем индивидуального труда: наделение полосами "erws" трудно было бы понять, исходя из какого-либо иного принципа".

Рядом с хуторским хозяйством, основу которого составляют нераздельные семьи, или т. наз. "ложа", - которые в Уэльсе в XIII в. еще составляли группы в 50-60 членов, и являлись своего рода общиной двоюродных братьев, - мы встречаем в пределах населенной кельтами области и деревенский вид поселенья, в котором, как показывает Сибом, а за ним Виноградов, каждый совершеннолетний житель деревни имел право на равную долю общинной земли, независимо от его родословной, так что, если, напр., в деревне имеется 20 человек, то каждый из них будет владеть ¹/₂₀ частью всей общинной земли, нарезанной полосами, рассеянными по всей деревенской территории. Сверх того он будет пользоваться известными правами относительно совместной запашки, общего пастбища, охоты и рыбной ловли (см. Виноградов, "Средневековое поместье в Англии", Журн. Мин. Нар. Просв. 1910. XII, стр. 313, 319 и 317).

Эти данные небезынтересно сопоставить с позднейшими формами поселения в той же Британии со времени появления в ней германцев. На 146-8 стран. своей английской книги "О росте поместья" Виноградов говорит: "Мы видели, что среди кельтических племен, поселившихся в Британии, заметно стремление к рассеянию ПО земле семейными группами. Каждая устраивала общую усадьбу с окружающими ее хозяйственными постройками или основывала хутор из нескольких домов, тесно примыкавших друг к другу... Тевтонские завоеватели, наоборот, имели решительное стремление к концентрации населения в селах, т. наз. "tuns"; они поставлены были в необходимость поддерживать тесное общение в интересах обработки и самозащиты. Тревожные времена, наступившие с их нашествием и продолжавшиеся до момента полного сложения феодальной монархии, не благоприятствовали поселению отдельными усадьбами и хозяйствами... Вот почему под разными именами tun′ов, ham′ов, leys и thorpes английские и скандинавские поселения представляют собою не хутора, а более обширные группы - деревни. Это не значит, чтобы совершенно исчезли отдельные фермы и хутора; там, где англо-саксонское общество граничило с кельтическими, как и в тех графствах, кот. медленно и в слабой степени завоевываемы были у кельтов, можно было отметить переход от кельтического "trev" или хутора с его небольшою группою усадеб и семейных общин к обширным поселениям, или tun′ам, характерным для средних и восточных графств" ("The Growth of the Manor", стр. 146/8).

Если неполная смена кельтич. поселений германскими объясняет нам наличность в Англии XI и XII ст. хуторов рядом с селами, то следы римского владычества на острове в особенности сказываются в факте наличности в Англии городов. Виноградов делает то общее замечание, что о римских порядках на острове мы, к сожалению, можем судить только по фактам, относящимся к провинциальному быту других частей империи, а такие умозаключения, основанные на аналогии, разумеется, не лишены некоторой опасности... "О римлянах известно, говорит тот же исследователь, что они не навязывали туземному населению своих идеалов и своих учреждений. Обеспечив сохранение своего собственного владычества и получение финансовых выгод с покоренных, они обыкновенно довольствовались тем, что бросали семена городского и сельского быта в новую почву и ждали их дальнейшего развития под влиянием благоприятных обстоятельств, связанных с высшей культурой и тем обаянием, какое необходимо должны были иметь покорители света... В отношении к гражданскому праву они терпели дальнейшее существование местных обычаев, насколько последние не входили в конфликт с их собственным правом и не предъявляли притязаний на иное значение, кроме местного" (ibid., стр. 45). Что касается до общественных порядков, то преобладающий их тип - тип городского поселения, граждане которого управляют всею округой, разумеется, не сразу мог быть пересажен в варварскую среду и пустил корни только медленно.

Виноградов указывает на то, что при городской форме поселения римская вилла является загородным поместьем, но в отдаленных провинциях, стоящих на низкой ступени культуры - а в таких условиях и была Британия - господствующей формой были "виции" в смысле деревень или сел (ibid., 49-50).

"В тех провинциях, - говорит Виноградов, - где селение или vicus возникло и развилось ранее римской эры, оно признаваемо было римлянами, как самоуправляющаяся единица". Русский ученый не разделяет точки зрения Фюстель-де-Куланжа и немногих писателей, пошедших по его стопам; он не думает, что насаждение частной собственности римлянами помешало сохранению и развитию самостоятельных крестьянских общин, упоминаемых в Феодосиевом кодексе и удержавшихся в восточной половине империи под наименованием метракомий. Он опирает свои выводы на тексты Сикулла Флакка и Исидора, говорящих о совместных выпасах вицинов или соседей, т. е. о таких формах совместного пользования, которые необходимо допускают признание, что римляне не искоренили ранее их установившихся кельтич. хуторских и сельских порядков с тяготением к равенству в пользовании землею (ibid., 64, 65 и 67). Вместе с тем он указывает на рост латифундий и тех зависимых отношений патроната и клиентства, зародыш которых можно отметить еще в кельтической общине (характерные примеры представляют в древней Ирландии отношения, возникающие между съемщиками скота и хозяином последнего; они описаны Мэном в его "Древнейшей истории учреждений"). В римском колонате можно видеть зародыш тех крепостных отношений, с которыми мы встречаемся в англо-саксон. период. Прибавьте к этому возникновение городов и больших дорог, и вы исчерпаете те влияния, какие римское занятие Англии, со времен императора Клавдия до момента отозвания римских легионов в 410 г., способно было оказать на дальнейшие судьбы англ. народа, его общественных и политич. учреждений.

От этой начальной эпохи, по отношению к которой возможно скорее строить гипотезы и умозаключения, опирающиеся на аналогии, чем приводить несомненные исторические свидетельства, перейдем к периоду существования в Британии англо-саксон. королевств. Подробное изложение событий английской жизни в этот период не входят в нашу задачу, так как им посвящена в Словаре особая статья (III, 80/3). Мы отметим только рост учреждений, понимая под ним столько же экономические, общественные, сколько и политические порядки, водворившиеся на острове в период времени от V по XI стол., к которому относится окончательное завоевание его норманнами. Внешние события, которыми знаменуется этот период, сводятся к постепенному возникновению ряда королевств по мере переселения на остров новых и новых колонистов из местностей, расположенных к югу от Ютландии и занятых саксами и англами. То обстоятельство, что эти местности в последующую эпоху характеризуются летописцами, как покинутые их прежними обитателями, свидетельствует о том, что масса переселенцев была весьма и весьма значительна. Но этот наплыв тевтонцев последовал не сразу: в начале VII в. мы имеем дело скорее с дружинами, сопровождающими того или иного старейшину, т. наз. alderman′а, чем с целыми выселяющимися племенами. В своей "Новейшей истории Англии", вышедшей уже 19 изд., Оман след. образ. и в необыкновенно сжатом виде рисует первоначальный порядок занятия саксами Англии и внутренний быт основанных ими первых государств. Это были, указывает он, мелкие военные монархии; основу каждого составляла дружина, сопровождавшая успешного предводителя - alderman′a. Участвовали в нашествии не целые эмигрирующие племена, но наиболее предприимчивые личности из их среды. Масса саксов, ютов или англов в это время еще оставалась на континенте в своих старых жилищах. Когда счастливый вождь завоевывал округ в Британии и принимал титул короля, он наделял землею своих сподвижников, удерживая большую часть ее на правах королевского домена. На первых порах завоеватели истребляли все туземное население, но впоследствии они предпочли принуждать его к обработке земли в пользу новых господ. По мере того, как завоевания все более и более расширялись, семьи, не входившие в состав дружины, спешили переселиться на остров, так что у короля оказывалось вскоре, помимо наделенных им сподвижников, еще немало других английских подданных. Последствием этого было то, что рядом с селами, занятыми несвободным населением начальников рано прибывших военных банд, возникали и такие, которые заняты были семьями одного и того же рода, добровольно снявшимися с своих прежних жилищ на континенте и прибывшими колонизовать остров. Когда нам попадаются английские селения с наименованиями, напр.: Saxmundham, или Edmonton, или Wolverton, - мы вправе догадываться, что они были на первых порах местопребыванием таких владельцев, как Саксмунд (Saxmund), Эдмунд (Eadmund), Вульфгир (Wulfhere), и лиц от них зависящих. Но когда поселения носят названия в роде: Бекингема (Buckingham), или Гиллингема (Gillingham), или Паддингтона (Paddington), нам трудно не видеть в нем общей колонии семей Buckings, Gillings или Paddings. Окончание "ing" на старом английском языке неизменно обозначает совокупность потомков, происходящих от общего родоначальника. Первые по времени англо-саксонские королевства управлялись под начальством старейшин, alderman′ов или военных начальников, которым вверялось управление отдельными округами; рядом с ними мы встречаем управителей, ответственных за целость королевской собственности и за правильное поступление платежей в королевскую казну - каждый в пределах своего округа. Более обширные королевства, как, напр., Вессекс, вскоре разделены были на "ширы", или графства, каждое со своим alderman′ом и шерифом, т. е. управителем ширы. Многие из этих шир удержались и по настоящий день. Верховный Совет королевства состоял из короля, alderman′ов и известного числа старых дружинников (Gesiths), находившихся при особе короля. Король обсуждал с ними важнейшие вопросы дня, в то время как окружавший собрание народ криками выражал свое сочувствие или несочувствие говорившим. Король не принимал никакого важного решения, не опросив предварительно своих советников, которые известны были под именем "витанов" или мудрых служилых людей. Если король умирал, или начинал управлять страною тиранически, или оказывался неспособным, - витаны призваны были избрать нового монарха, но из членов королевской династии. Менее важные вопросы решались на собрании ширы, или графства, на которое сходились все свободные; они созываемы были два раза в год alderman′ом и шерифом и разбирали под его главенством свои споры и тяжбы; каждый свободный имел право голоса на этих собраниях; дела еще меньшей важности разбирались на сельских сходах. На эти собрания также должны были являться все "свободные". На них разбирались споры соседей, касающиеся пользования ими полями и выпасами; так как те и другие лежали открытым полем, не огороженные, то пререкания были весьма часты. Отдельным семьям принадлежали только усадьбы с двором, всему же селению в нераздельности - пустопорожние земли, леса и вся земельная площадь после уборки. Англосаксы были, по преимуществу, сельскими поселенцами; на первых порах они не знали, что делать с городами, основанными римлянами, - они только грабили и жгли их, предоставляя им затем лежать в развалинах. По-видимому, даже такие большие центры, как Кентербери, Лондон и Бас (Bath) оставались не заселенными долгое время после их разгрома тевтонскими завоевателями. В конце концов, выгодность положения и обилие строительного материала, представляемого развалинами, привлекли англосаксов к поселению в них, - и города эти были выстроены вновь. Мы можем судить о том, чем были на первых порах английские городские поселения по самым их названиям; они оканчивались, обыкновенно, словом: Chester или caster, которое прибавлялось к наименование местности, ранее занятой римской муниципией. Так, напр., Винчестер (Winchester), Рочестер (Rochester), Дорчестер (Dorchester), Ланкастер (Lancaster). Chester и caster происходят от латинского castrum - огороженное место, своего рода - городище; речь, очевидно, идет каждый раз о городах, не вновь созданных, а построенных из римских развалин.

Что касается до верований англосаксов, то они, как и всё германцы, были политеистами: обоготворяли Одина (Woden) - бога небес, Тора (Thor) - бога грозы и силы, Бальдера (Balder) - бога юности и весны. Храмов и священников у них было мало; весьма небольшое число жилых поселений сохранили в своих наименованиях память о богах и язычестве, таковы: Веднесбери (Wednesbury) - бург или укрепленный город Одина, Бальдерстон (Balderston) - тун или селение Бальдера, Сёндерсфильд (Thundersfield) - поле грома или Тора.

Важнейшим событием в Англии с конца VI в. было распространение в ней христианства. У каждого из европейских народов есть свои сказания об обращении в христианство; в Англии эти сказания носят менее легендарный характер не потому, что восходят до более близкого к нам времени, но так как нашли засвидетельствования одновременно и в английских, и в континентальных источниках. Согласно сказанию, папа Григорий, еще будучи диаконом, однажды увидел на рынке в Риме группу белолицых рабов с золотистыми волосами. - Откуда они? спросил привезшего их торговца Григорий. - Они англы. - Не англы, а ангелы, был ответ Григория. - Диакон, гласит легенда, стал пророчествовать, что не пройдет много лет, и они буд. петь "аллилуйя", т. е. будут обращены в христианство. Прошло, однако, значительно более полустолетия прежде, чем брак кентского правителя Этельберта с Бертою, дочерью короля франков - которая, как и все ее родственники, была христианкой - дал папе мысль послать римского аббата Августина в сопровождении нескольких других иноков в Англию для проповеди Евангелия. Они нашли в ней христиан. епископа, прибывшего из Галлии, вместе с Бертою, и церковь св. Мартина, близ королев. столицы в Кентербери, где Берта со своей свитой имела возможность присутствовать при католич. богослужении. Миссионеры, предводительствуемые Августином, в 597 г. высадились на острове Танет, в той самой бухте, к которой сто годами ранее причалил корабль Генгиста. Год спустя после их прибытия король Этельберт принял христианство. Из Кента христианство распространилось по некоторым соседним королевствам; оно проникло, между прочим, в Нортумбрию, и здесь распространению его содействовал брак дочери христиан. короля Кента с Эдвином (Eadwine), королем Нортумбрии. Вместе с королевой в эту страну прибыл и Паулин, один из спутников Августина. Подчиняясь мольбам супруги, Эдвин обещал сделаться христианином в случае удачного похода на королевство Вессекс. Старейшины или alderman'ы Нортумбрии были собраны им вскоре после похода для совещания о новой вере. "О, король!", - воскликнул один из них, - "жизнь человеческая это - полет воробья через горницу, в которой сидишь при горящем огне, в то время как на дворе дождь и буря. Воробей влетает в одну дверь, очарованный светом и теплом и улетает в другую, исчезая в холодном мраке, из которого он вышел. Так и жизнь человеческая: мы не знаем ни того, что было прежде, ни того, что будет после. Если новое учение сообщит нам что-либо на этот счет, то последуем ему". Под влиянием этих слов, жрец Кольфи решился принять новую веру. Победа христианства, разумеется, не была окончательной. Король Пенда (Penda) восстановил старую веру и видел в ней один из оплотов народной независимости. Северная Англия обращена была, поэтому, в христианство значительно позднее южной, и оно проникло в нее не из Кента, а из Ирландии, благодаря вышедшим из нее миссионерам. Грин, отмечая значение этого факта, указывает, что до высадки англов в Британии, христианство успело распространиться по всей Зап. Европе до берегов Ирландии; завоевание Британии язычниками разбило христианский мир на две неравные части: с одной стороны лежали Италия, Испания и Галлия, церкви которых подчинены были римскому папскому престолу и стояли с ним в прямых отношениях; с другой стороны очутилась Ирландия, церковь которой была совершенно отрезана от других церквей христианских наций. Христианство принято было здесь с энтузиазмом и вызвало быстрое развитие литературы и искусства. Прошло не более полувека со смерти распространителя христианства св. Патрика, как ирландские миссионеры стали работать и среди пиктов и скоттов, и среди фризов на северн. побережье Немец. моря. Они основывали монастыри в Бургундии и на Апеннинах. На обнаженной скале запад. берега Шотландии один из ирландских миссионеров, Колумба, поставил храм и основал новый очаг для распространения христианства. Из этого очага вышел монах Айдар, кот. и создал епископскую кафедру на о. Линдисферн в Нортумбрии. Сам Айдар ходил оттуда пешком по Йоркширу, проповедуя Евангелие. После смерти Пенды и водворения владычества нортумбрийского короля Освию над Mepcией, христианство проникло и в центральную Англию. В северной Англии и южной Шотландии особую известность приобрел, как распространитель христианства, миссионер Кудберт. Много сохранилось о нем сказаний: пешком и на лошади он странствовал среди туземцев, внося христианство в самые отдаленные горные деревушки; много монастырей возникло в его время - монастырей, не связанных строгим уставом Бенедикта. Братия, обыкновенно, собиралась вокруг какого-нибудь знатного и престарелого вельможи, желавшего спасти свою душу. В числе этих монастырей один прославился присутствием в нем женщины-пророчицы, в роде Деворы, - ее звали Гильдой; она была из царского рода; аббатство, ею воздвигнутое, лежало на утесах Уитби (Whitby), на берегах Север. моря. Совета Гильды добивались короли; мужской и женский монастыри, которыми она управляла, стали рассадником епископий и церковных приходов. Особый блеск бросило на Уитби имя Кэдмона, по преданию - пастуха, по призванию - поэта, который всю свящ. историю изложил в стихах. Вскоре между северными церквами, созданными ирландскими миссионерами, и южными, зависимыми от Рима, вспыхнула борьба. Хотя кентерберийская кафедра и обнаружила притязание на главенство, но на севере Англии это главенство не признавалось. На соборе, созванном королем Освию в 664 г. в Уитби, спор ирландских церквей с теми, центром которых была кентерберийская кафедра, решен был в смысле, благоприятном для последней. Этот факт имел громадное значение: благодаря ему сохранилось тесное общение Англии с Римом.

В 668 г. Рим отправил в Кентербери епископом греческого монаха Теодора из Тарса (Theodore of Tarsus). Теодор озаботился таким устройством епархий, чтобы они совпадали с племенными подразделениями, и в то же время признавали господство кентерберийского стола. В его время, т. е. в третьей четверти VII в., небольшие англосаксон. государства слились уже в три главных: Мерсию, Вессекс и Нортумбрию. Два первых признавали супрематство последней. В населении уже сказывалось стремление к единству. Церковная политика Теодора немало содействовала этому единству, дотоле опиравшемуся почти исключительно на силу оружия. "Единый престол единого королевского примаса приучил умы, пишет Грин, к мысли о едином троне одного светского правителя". Подчинение священника епископу, а епископа - главе церкви или "примасу" в Кентербери, послужило образцом и для гражданской администрации государства. Соборы, созываемые Теодором, были первыми из национальных собраний для дела общего законодательства; под их влиянием и в позднейшее время старейшины, точнее - мудрые люди (wise men) Вессекса, Нортумбрии, Мерсии стали сходиться на собрание мудрых - "витенагемот" - целой Англии. Канонические правила, издаваемые церковными синодами, проложили путь национальной системе законодательства.

С христианством развилось в Англии и просвещение; оно достигло уже высокой ступени во времена Беды (см.) Достопочтенного (The venerable Baeda) из Нортумбрии. Он род. 10 лет спустя после синода в Уитби, имевшего место, как мы сказали, в 664 г. В собственном жизнеописании Беда говорит: "Я провел всю мою жизнь в одном монастыре, соблюдая правила моего ордена. Я находил удовольствие в науке, преподавании и писательстве". С молодости Беда сделался учителем; не считая чужестранцев, приходивших искать у него знания, до 600 монахов были его обычными учениками в Джарроу (Jarrow). Бокль называет Беду отцом английской учености. И действительно, с ним воскресла традиция классической культуры; в его писаниях появились впервые в Англии выдержки из Платона и Аристотеля, Сенеки и Цицерона, Лукреция и Овидия; Вергилий столь же сильно повлиял на него, как позднее на Данте. В его "Истории церкви" рассказы о мучениках прерываются цитатами из Энеиды. Сам Беда выступает как стихотворец в небольшой эклоге, описывающей приближение весны. После смерти Беды осталось 45 сочинений; в своих трактатах он излагал все тогдашние сведения по астрономии и метеорологии, музыке, физике, философии, грамматике, риторике, арифметике и медицине. Беда любил свой родной язык, и последней его работой был перевод по-английски Евангелия от Иоанна. В своей "Истории церкви в Англии" он является первым английским историографом. Все, что нам известно о полутораста годах, протекших со времени высадки миссионера Августина, имеет его своим источником. Когда он говорит о событиях своего времени, его рассказ становится весьма подробным. Не менее точны и полны те части его повествования, в которых он опирается на данные, сообщенные ему его кентскими друзьями, Алкуином (Alcuin) и Нодгельмом. Английская литература открывается сочинениями Беды; он же является первым английским ученым - первым теологом и, можно сказать, первым естествоиспытателем Англии. К Беде восходят и первые точные свидетельства об экономической и общественной истории Англии, - я воспользовался ими в I томе моего "Экономического роста Европы".

Чтобы выяснить то влияние, какое на дальнейшие судьбы переселившихся в Англию саксов оказали позднейшие нашествия скандинавских народностей - датчан и норманн, - я считаю полезным вкратце изложить здесь те общие заключения, к каким позволяет прийти касательно общественного и, в частности, экономического быта англосаксов знакомство с их древнейшими законодательными памятниками, грамотами, житиями святых и историческими свидетельствами, передаваемыми нам, главным образом, Бедой.

Так как свободной земли было много в населенной бриттами Англии и так как в позднейших войнах с ними саксонцы воздерживались, как мы видели от поголовного истребления, то немудрено, что в некоторых житиях святых, - между прочим, в житии еп. Эльфрида, напис. во втор. полов. VII в., - можно найти указания на то, что клирики и монахи, не принимавшие непосредственного участия в военных действиях, удержали часть своих прежних владений. Древнейшие законы, в том числе - короля Этельберта, заключают в себе постановления, направленные к защите церковной собственности; англо-саксонские грамоты, относящиеся к той же эпохе, т. е. к началу VII в., упоминают о новых пожалованиях земли, как прежним обителям, так и возникшим недавно. Более всего пострадали, разумеется, от англосаксонских нашествий высшие классы кельто-римского общества: их земли захвачены были англосаксонскими королями, сделались "terra regis"; вся же никому не присвоенная земельная площадь, под наименованием Folkland′a, или народной земли, подчинена была действию народного обычая, регулировавшего порядки пользования и распоряжения ею.

В отличие от королевских земель, отчуждение которых зависело от монарха, как их собственника, Folkland подлежал отчуждению не иначе, как с согласия духовных и светских магнатов. Грамоты прямо упоминают о таком согласии, но еще резче отличие народной земли в этом отношении от королевской выступает в известной англосаксонской поэме о Беовульфе: раздавая собственное имущество приближенным, король в ней воздерживается от наделения кого бы то ни было народной землей. В течение всего VII и в следующих стол. король раздает участки ее не иначе, как в Высшем Совете страны - витенагемоте. Различие королевской и народной земли исчезает только со времен норманнских правителей Англии, когда распоряжение землями сосредоточивается всецело в руках короля. Прежние английские историки, за исключением одного Спельмана, писателя XVII в., отождествляли Folkland, или "народную землю", с римским "ager publicus". Виноградов первый дал иное толкование этому термину, указав на то, что Folkland отличается от Bocland′a, или земли, доставшейся кому-либо по письменным актам, тем, что пользование и распоряжение им определяется обычаем. Но если такова была природа "народной земли", то, спрашивается, какому обычаю она подчинялась? Конрад Маурер сделал попытку показать, что этим обычаем был обычай, присущий родовым порядкам. Весь англосаксонский строй носит на себе еще печать этих порядков. В поэме о Беовульфе упоминается о городищах, занятых целым родом "маагбург". В течение первых двух столетий после завоевания еще сохранились следы родовой мести и выступления родственников на суде в роли соприсяжников или свидетелей доброй славы обвиняемого. Немудрено, если в таких условиях англосаксам известны были и земли, отчужд. котор. чужеродцам возможно было лишь при условии согласия родственников (см. "Экономический рост Европы" I, 341).

В своей "Истории английского поместья" проф. П. Г. Виноградов настаивает на той мысли, что рядом с родовыми поселениями мы встречаем у англосаксов нераздельно-семейное владение землею. "Правила, которым подчинена была эта семейная собственность, установлены были народным обычаем", говорит Виноградов, "земля, подчинявшаяся ему, и носила название "народной земли" - folkland; ее противополагали земле, свободной от действия такого обычая - bocland". На последней сказывалось одинаково влияние церкви и законодательной деятельности короля с его витанами. Ими было вызвано к жизни письменное засвидетельствование факта перехода земли из одних рук в другие "книгой", откуда и прозвище ее - "книжная земля" (bocland). Отличительным признаком такой книжной земли была свобода распоряжения ею путем дарения, продажи и завещания (см. Виноградов, "The Growth of the Manor", 141/3).

Англосаксонское селение, как и городище, заключает в себе ряд семейных дворов, имеющих равные права на землю; они пользуются ею не в форме отрубных участков, а полосами, рассеянными на протяжении всей территории селения. Составленные из таких полос наделы сосредоточились в руках дворов и занимающих их семей так. обр., что не все дворы или семьи имели полный надел и что рядом с полными наделами встречались и половинные, и наделы в ¹/₄ часть полного, иначе известные под названием "виргат". Наконец, были наделы, равные ¹/₈ части целого надела - "полувиргаты" или еще "bovata", иначе "надел одного быка" (bos). Сибом первый сделал попытку объяснить англосаксонскую систему общинного владения господствовавшей в то время системой обработки полей тяжелыми плугами, поднять которые могли не пара, а несколько пар впряженных животных. Те дворы, которые не имели достаточного числа их для поднятия плуга, пользовались услугами соседей. Известный и нашему крестьянству обычай "супряги" держался и среди свободных крестьян, т. наз. "ceorls", Англии. Восьмиголовая упряжь Сибомом считается нормальной. Двор, способный поставить всех 8 быков, пользовался полным наделом; те же дворы, которые ставили - кто четыре, кто два, а кто всего-навсего одного быка, получали соответственно только часть надела: половину, четверть или так называемую "виргату" и даже восьмую часть, часть одного быка, иначе говоря - бовату.

Виноградов принимает, в общем, теорию Сибома и следующим образом рисует себе систему землепользования в англосаксонской Англии, - систему, принятую в расчет и при распределении налоговых тягостей и несколько затемненную возникшей на ее почве фискальной организацией. Земли селения лежат неогороженные; это дает возможность пользоваться на начале нераздельности всеми пустопорожними участками. Число их было весьма значительно, а обращение их под обработку путем подняла нови обставлено известными правилами. Редкие и высоко ценимые луга подлежали особому порядку пользования, известному и в последующие времена под названием "Runrig-system", т.-е. очередное пользование, при котором одни и те же участки переходят в течение ряда лет от одного двора в руки другого, третьего и т. д. в целях уравнительного пользования. Что касается до пахотной земли, то она распадалась на полные и частичные наделы, причем те и другие состояли из полос, рассеянных по "конам" и полям одного и того же селения. Каждый двор, как общее правило, сосредоточивал в своих руках количество земли, достаточное для образования целого надела или части его, причем на первых порах более вероятным является равенство самых наделов.

Мирское владение, с поступлением под общий выпас пахотных земель и лугов после уборки, необходимо предполагает существование обязательного севооборота и производство сельскохозяйственных работ в определенные сроки. Что касается до дворовых участков, то они состоят в нераздельном пользовании тех семей, к которым они были приурочены.

В англосаксонском законе короля Ины упоминается уже о "делянках" или участках, доставшихся по разделу (термин, употребляемый для них, это Gedal-land). Есть, следовательно, и основание считать эти порядки весьма старинными, так как эти законы принадлежат к числу древнейших (см. Виноградов, "The Growth of the Manor", 165-185).

В общем очерке судеб английского народа мы поневоле должны ограничиться сообщением этих кратких сведений о происхождении таких порядков землевладения, которые до некоторой степени сближают земельный быт английского крестьянства с нашим. Порядки эти далеко не составляют особенности одной Англии; под другими названиями, немецкими и латинскими, мы встречаем полные и половинные наделы и на континенте Европы (они известны в средневековой Франции под названием "mansus", полный и половинный, а в средневековой Германии под прозвищем "Hufen", при чем встречаются одинаково и ganze и halbe Hufen). Нигде, однако, система открытых полей и рассеянных на всем протяжении сельской территории "делянок" (т. наз. "strips" и "seliones", из совокупности которых составляется надел) не выступает так резко и не держится так долго, как в Англии. Первые массовые огораживания восходят всего к концу ХV и к первой половине XVI в.; они продолжаются в XVII и принимают особенно широкие размеры только к концу XVIII и началу XIX стол.

Таким образом, Англия, долгое время считавшаяся образцовой страной частной собственности, в действительности прожила значительно более тысячелетия при общинном пользовании. Оно отличается от нашего отсутствием периодических переделов, но его можно сблизить с тем порядком землепользования, который на севере России известен был под именем "долевого землевладения". На это обстоятельство указано было мною в моем "Экономическом Росте Европы". Напомню, что при долевом владении также нет периодических переделов, и отдельные дворы пользуются равными долями в общих полях, причем доли эти также составлены из полос или делянок, рассеянных в землях разного качества и засеваемых разными хлебами, озимыми и яровыми^*).

^* (Первый, обративший внимание на общинное землевладение в Англии в средние века, был немецкий экономист Нассе; из англичан - Сибом дал наиболее полную характеристику системы открытых полей в своей известной книге о сельских общинах в Англии. Тем же вопросом занялись после него ряд исследователей, из которых можно указать на Гомма и на проф. Виноградова. Книга русского экономиста Сокальского "Англо-саксонская община" мало отвечает своим заглавием внутреннему содержанию; в ней читатель не найдет попытки осветить систему землепользования в эпоху англосаксов, а одну только ходячую в то время теорию о Folkland′e, как о земле, принадлежащей всему английскому народу и сходной поэтому с римским "ager publicum".)

С конца VIII стол. начинается в Англии период новых нашествий народов скандинавского мира; они предпринимаются не целыми племенами, а компаниями "повольников", под предводительством нередко избранных вождей - викингов. В среде этих вождей мы не находим королей ни Дании, ни Норвегии, а воителей, не принадлежащих к правящим династиям и выделяющихся своей храбростью и предприимчивостью. Викинги "пенили море" на своих деревянных ладьях, образцы кот. можно видеть в "Северных музеях" Стокгольма и Копенгагена. В нашей истории типом их являются Аскольд и Дир; такие же викинги известны всему Западу, не исключая и Византии. Ими основаны такие княжества, как Неаполитанское в связи с Сицилией и Норманнское. Завоеватель Англии выйдет из среды династии, положившей основание последнему княжеству; но более двухсот лет пройдет между первыми попытками викингов положить основу своему владычеству на британском острове и битвою под Гастингсом, которою упрочено владычество над Англией Вильгельма Норманнского. Пока в Эссексе продолжалось владычество Эгберта (Eagberth, 802-839), викингам приходилось довольствоваться высадками с целью грабежа в одних только северных княжествах, где они обирали церкви и монастырские обители. В последний год своего правления Эгберту пришлось встретиться с датчанами в открытом сражении в окрестностях Плимута, и он нанес им и их союзникам, кельтам Корнвалля, жестокое поражение. После его кончины, в правление короля Этельвульфа (839-858), датчане делают первую попытку осесть в Англии. С этою целью они занимают остров Танет и обращают его в укрепленный лагерь. Во второй половине IX в. датчане проникают во все части королевства, - не только в Нортумбрию и Мерсию, но и в Вессекс, древнюю столицу которого, Винчестер, они подвергают сожжению (864 г.). Три года спустя отдельные полчища, предводительствуемые викингами, образуют союз, именующий себя "Великой Армией"; под руководительством двух начальников, Ингвара (Ingwar) и Губба (Hubba) они овладевают Нортумбрией, грабят город Йорк и приступают к разделу земель между собою, начиная от Тиссы до Трента. Английское население было частью перебито, частью обращено в рабство. Датское владычество упрочивается таким образом прежде всего в пределах бывшего королевства Дейра (Deira), которое переходит в их лице снова в руки язычников. Так как земли в Дейре не хватило для всех датчан "Великой Армии", то часть ее под начальством Ингвара, направляется в Восточную Англию - теперешние графства Норфольк и Сёффольк - и после удачного сражения, в котором сперва взят был в плен, а затем убит правитель Эдмунд, они приступают к новому разделу земель; но поселения их в этой части Англии менее густы, чем на севере. Не так удачна была попытка датчан устроиться в Эссексе, где в сражении под Эшдоуном (Ashdown) (871 г.) они были разбиты на голову молодым королем Альфредом (см.), остановившим, так. обр., их дальнейшее распространение на юг. Битва под Эшдоуном была первым из военных успехов Альфреда. Продолжительная война с датчанами, которую ведет этот герой народных сказаний, заканчивается миром с одним из их предводителей, Гутрумом (Guthrum). Благодаря этому договору в руки датчан переходят Нортумбрия, восточная Англия с восточной частью Мерсии и Эссекс. Все же остальные земли южной части острова сосредоточиваются в руках Альфреда, т. е. не только Вессекс и Сёссекс с Кентом, но и западная часть Мерсии.

Гутрум принимает христианство и становится владыкою восточной Англии, другой же датский король правит Йорком. Между обоими датскими княжествами, таким образом разделенными, тянутся земли так называемых "пяти бургов": Ноттингема, Линкольна, Дэрби, Лейчестера и Стамфорда. Эти городские округа имеют своих самостоятельных начальников в лице особых "ярлов", - термин, которым датчане обозначали военных предводителей. Небезынтересный, но далеко еще не решенный вопрос, в чем сказалось влияние датчан в Англии. Географические наименования, в которых воспроизводится слово "бю" (by), означающее земельное владение, обычны на протяжении северных и восточных графств; судя по этим названиям, датские поселения были особенно густо рассеяны в графствах Йорк, Линкольн, Ноттингем и Лейчестер; менее густо - в вост. Англии, и всего слабее - в запад. части занятой ими области. Так. образ., в долинах Трента и Узы датская кровь представляет большую примесь к английской и несравненно меньшую - на побережье Немецкого моря, а тем более - к западу и югу. Проф. Оман говорит, что датчане очень быстро переняли англо-саксонские обычаи. На расстоянии немногих лет все они перешли в христианство, а их язык был так близок к староанглийскому, что сделалась возможной ассимиляция его с языком покоренного населения. Отличия сказались в создании диалекта, несходного с тем, на котором говорили жители южных графств, но и эти особенности с течением времени стали сглаживаться. Временным последствием нашествия датчан было опустошение северной и отчасти восточной Англии. Оман полагает также, что одним из последствий датских нашествий было ускорение процесса феодализации в Англии, т. е. исчезновение свободных средних и мелких собственников. Они признали над собою патронат "сильных людей", стали получать от них покровительство и судебную защиту в обмен за военную службу и платеж известных сборов. Земля, по-прежнему, осталась в руках крестьянина, но из свободного он сделался теперь зависимым.

Проф. П. Г. Виноградов также допускает переустройство общества на более аристократических основах в течение "датского периода" английской жизни и притом в пределах не одной занятой датчанами площади. В период саксов и англов обложение, - указывает он, - было довольно слабым; оно возросло с того момента, когда пришлось откупаться от датских нашествий и погромов уплатой им т. наз. датской дани (Danegeld). С этого времени hyde или гайда земли, т. е. земля семьи или двора, становится по преимуществу единицею обложения и должна удовлетворять повышенному размеру военных и фискальных обязательств ("Рост поместья", 227). Тот же писатель указывает на то, что в графствах, как Норфолк и Сёффолк, в которых удержались следы датского влияния, лично свободные, но крепкие к земле крестьяне-собственники, socmen′ы, встречаются в значительно большем числе, чем в других частях Англии. В своей книге об "английском обществе в XI в." Виноградов попутно рассматривает вопрос о том, в чем могло сказаться датское и, вообще, скандинавское влияние в Англии, и отмечает след. наиболее бьющие в глаза особенности тех округов, в которых было много поселений датчан. Мы видели, что в этом положении оказалась область т. наз. "пяти городов", расположенных между Йоркширом и двумя восточными графствами, Норфолком и Сёффолком. Небезынтересно поэтому отметить, что в окрестностях двух из этих городов, Линкольна и Стамфорда, а также Йорка, Честера и Кембриджа, мы встречаемся с оригинальным скандинавским институтом т. называемых Lagman, известных также под прозвищем "judices" (судей). В скандинавском праве эти Lagnian′ы должны были излагать перед народным судом закон, подлежавший применению в рассматриваемом случае. В названных местностях "лагманы" являются своего рода наследственной должностью. Рядом с ними упомянем, как об особенности датских округов, учреждение 12-ти старших "танов", кот. выступают в роли обвинителей после принесения ими присяги на мощах. Суд, в кот. они появляются - суд Сотни. В датских округах он носит название Wapentake, т. е. место, в котором люди являются с оружием в руках или берут его в руки ("English Society in the Eleventh Century", 5-6).

В населенных датчанами местностях число лично свободных людей, владеющих скромным состоянием, как общее правило, более значительно, чем в других. Они известны или под датск. прозвищем "drengs", которому соответствует латинское "puer", или под названием свободных людей - "liberi homines" и socmen′oв. Преобладание в восточных, на половину датских графствах, - особенно в граф. Линкольн, Ноттингем, Йорк, Норфолк и Сёффолк - класса socmen′oв, образующих в поместьях целые группы свободных людей, из кот. одни в праве распоряжаться своими землями, а другие лишены этого права и, в общем, отвечают понятию свободных крестьян, признается Виноградовым одним из проявлений скандинавского влияния в этих частях Англии (ibid., 420, 436, 441).

Тот же писатель справедливо указывает еще на одну особенность провинций, в которых число датских поселений было особенно значительно: в них вполне отсутствуют следы родовых порядков; их, очевидно, не могло быть между членами банд пиратов, которые под предводительством избранных ими вождей, викингов, оседали по преимуществу в восточ. Англии. За отсутствием родовых поселков мы находим в занятых датчанами графствах поселки сельские; кровные отношения заменяются здесь отношениями соседства (ibid., 477 и 478).

В обществе, в котором мир ежечасно может быть нарушен набегами чужеземцев - будут ли ими, как у нас, татары или, как в Англии IX в., датчане, - необходимо растет нужда в военной защите и покровительстве сильных. Немудрено поэтому, если система индивидуального поручительства, какую мы находим у англосаксов, складывается окончательно в царствование Альфреда, которое все было занято борьбою с датчанами. В моем "Экономическом росте Европы" я говорю по этому поводу след.: "С упадком родовой солидарности, при слабом еще развитии государственной власти, охрану мира приходилось возлагать на лиц, имущественное положение которых само являлось надежным ручательством соблюдения ими тишины и спокойствия или, по меньшей мере, исправного несения штрафов, падающих на нарушителей порядка. По законодательству Альфреда людям свободного звания предоставлялось приискивать в среде землевладельцев лиц, готовых принять их под свою руку. На практике это поручительство землевладельцев имело своим последствием ответственность их перед судами за своевременную явку всех заподозренных в нарушении мира. В этом виде англо-саксонский институт индивидуального поручительства может быть сближен с тем, о котором на континенте Европы говорится в законодательстве Карла Лысого от 847 г.; оно обязывает каждого свободного человека выбрать себе старшего - "сеньора" - в лице ли короля или людей, связанных с ищущим поручителя обязанностью верности (fideles). При позднейших правителях, как видно из т. наз. законов Этельстана, приискание поручителя признается уже обязанностью родственников малоземельного или обезземеленного человека; если родственники не помогают ему в этом, он сам должен направить все свои усилия к той же цели и подлежит в противном случае ответственности перед "сотенным судом".

Обязательное приискание поручителя, очевидно, было неблагоприятно дальнейшему сохранению свободных общин и содействовало росту поместья. К чему, в самом деле, как не к уступке земли в собственность помещика, т. наз. "глафорда", могло вести вступление в число его клиентов? Вознаграждением глафорда был переход в его руки права собственности (dominium eminens), а это обстоятельство, очевидно, имело своим последствием то, что из страны свободного крестьянского землевладения Англия становилась страною латифундий; место свободных общин заняли в ней зависимые от владельцев поместья или "manor". Этим объясняется причина, по которой к временам Вильгельма Завоевателя число лиц, владеющих землею в собственность, т. наз. "аллодиариев", становится весьма незначительным.

В числе крупных собственников мы находим немало церквей и монастырей. В письме к королю Эгберту Беда жалуется на то, что благодаря расточительности, с какой раздаются казенные земли церквам и монастырям, скоро не останется чем наделять членов служилого сословия (см. "Экономический рост Европы", т. I, 413).

Крупное поместное владение только подготовило почву для постепенной феодализации англо-саксонского общества. Если выражать словом "феодализм" родовое, а не видовое понятие, если не приурочивать этого термина к тем специфическим формам, какие во Франции, в эпоху первых Капетингов, или в Германии, при Вельфах и Гогенштауфенах, принял процесс сосредоточения политических прав в руках помещиков, то нет основания отрицать феодализма в Англии к эпохе норманнского нашествия. Не все стороны феодализма выступают, однако, в это время в одинаково законченном ВИДЕ. Всего менее затронуто процессом феодализации военное устройство: войско все еще остается всенародным ополчением свободных людей; но рядом с народной милицией или "fyrd" встречаются и дружины, составленные из лиц, связанных с князем особой верностью (fidelitas) (см. Maitland, "Domesday and beyond", 305, 308).

Англо-саксонская система вотчинных судов также представляет большое сходство с патримониальной юстицией на континенте Европы. В моей "Истории полицейской администрации в Англии" еще в 1877 г. сделана была попытка показать англо-саксон. происхождение этой вотчинной юстиции. И раньше меня тот же вопрос поднят был рядом исследователей как английских, так и немецких. Древнейшие из дошедших до нас грамот о предоставлении владельцам поместья или "manor" судебных прав относятся к периоду правления датской династии. Исключение составляет только одна хартия короля Ины, предоставляющая одному монастырю право суда в случаях убийств и присвоения чужого имущества; но постоянное упоминание в позднейших источниках датского периода о том, что новые привилегии выдаются только в подтверждение прежних, указывает на происхождение вотчинной юстиции еще до упрочения датского владычества в Англии. Несомненно, однако, что развитие в особенности высшей юстиции в руках помещиков совпадает с периодом господства датской династии. Немецкий исследователь Zopfel объясняет это сознательным желанием датчан расположить в свою пользу земельную аристократию. На первых порах в грамотах не заходит речи о праве вотчинных судей судить убийство; об этом упоминается лишь в более поздних источниках. К концу англо-саксонского периода, в эпоху полного господства духовной и светской аристократии, полицейско-уголовная юрисдикция владельцев поместья достигает полного своего развития. Вотчинному суду подчинены не только крепостные люди, но и socmen′ы, т. е. люди, лично свободные и владеющие землями. Рядом с нарушением мира, ведению суда подлежат и другие преступления, как против нравственности, так и против имущества. Наказания не сводились к одним штрафам; в наиболее серьезных случаях судья-помещик мог объявить осужденного преступника стоящим вне закона, после чего имущество его конфисковалось в пользу общины. Право судить убийц редко упоминается в числе функций вотчинного суда. Король обыкновенно удерживал это право за собою и за королевскими судьями ("История полицейской администрации в Англии". Прага, 1877, стр. 122-127).